Прошла ночь. Бледный рассвет поднялся над горой и осветил кругом горы, камни, скатившиеся со склонов, землю. Нашу и чужую. Плавная тень выскользнула из ущелья и высоко в небе превратилась в слабую точку — неподвижного орла. Чужая земля — вот она, близко. Такая же земля, как наша: коричневая, потому что наступила уже осень, завяла трава... 
В первый раз она появилась вечером. Подбежала чуть ли не к самому костру, схватила хариусовый хвостик, который валялся на земле, и утащила под гнилое бревно. Я сразу понял, что это не простая мышь. Куда меньше полевки. Темней. И главное — нос! Лопаточкой, как у крота. Скоро она вернулась, стала шмыгать у меня под ногами, собирать рыбьи... 
Наступила осень. Вспыхнули берёзы, осины. Только дубы, как зелёные острова, стояли посреди леса. Кончилась осень. Опали листья. Лес почернел, помрачнел. Только дубы светились в нём, как острова старого золота. Долго не приходила зима, а когда пришла, на деревьях не осталось и листочка. Поржавели, поредели листья дуба и всё-таки... 
Километрах в пяти от Чистого Дора, в борах, спряталась деревня Гридино. Она стоит на высоком берегу, как раз над озером, в котором водятся белые караси. В самом большом, в самом крепком доме под красною крышей живёт дядизуев кум. — Кум у меня золотой. И руки у него золотые и головушка. Его дядей Ваней зовут. Он пчёл держит. А карасей... 
В бестолковых моих скитаниях по вечновечерним сентябрьским полям встречались мне и люди с ножами. Этот, подошедший в сумерках к моему костру, ножа при себе не имел. — Картошечки пекете? — спросил он, подсаживаясь в сторонке от огня. — И уху варим, — добавил я во множественном числе, хотя и был один без товарища, на двести верст... 
Зимнее небо — это ворона, одиноко летящая в серой мгле. Летнее небо — это стрижи и ласточки, рассекающие знойный воздух над соснами. Печально осеннее небо — стаи галдящих галок по окраинам городов и где-то далеко над сжатым полем караван улетающих на юг журавлей. И только весной небо наполнено птицами до краёв. Взгляни в любую... 
Тогда-то, в феврале, на набережной Ялты, в толпе, которая фланирует меж зимним зеленым морем и витринами магазинов, я увидел впервые этого человека. В шляпе изумрудного фетра, в светлом пальто с норковым воротником, очень и очень низенького роста, в ботинках на высоких каблуках, он брел печально среди толпы, опустив очи в асфальт, а толпа... 
Был странный августовский туман. Он клубился оранжевым и так занавесил ручей, что трудно было разобрать, где же солнце. Но оно взошло и подсвечивало влажные валы тумана, а от ручья по низкому лугу тянулся запах таволги и хвоща. Я шёл берегом, надеясь поднять уток, но видел только сплетенья тумана и метёлки-языки приболотной травы. С... 
Солнце пекло уже которую неделю. Лесная дорога высохла и побелела от пыли. В колеях, где стояли когда-то глубокие лужи, земля лопнула, и трещины покрыли её густой сетью. Там, в колеях, прыгали маленькие сухие лягушки. Издалека я увидел: в придорожной канаве в кустах малины мелькает белый платочек. Небольшая старушка искала что-то в... 
Всё лето провалялся в чулане ящик с красками, паутиной оброс. Но когда наступила осень — вспыхнула по опушкам рябина и налился медью кленовый лист, — я этот ящик достал, закинул на плечо и побежал в лес. На опушке остановился, глянул вокруг — и горячими показались гроздья рябин. Красный цвет бил в глаза. А дрозды, перелетавшие в... 
Весенним вечером, когда солнце спрячется за верхушки деревьев, неведомо откуда появляется над лесом странная длинноклювая птица. Летит низко над прозрачным ольшаником и внимательно оглядывает все просеки и поляны, будто ищет чего-то. «Хорх… хорх… — доносится сверху хриплый голос. — Хорх…» Раньше в деревнях говорили, что это не... 
К утру иногда затихнет, но к вечеру снова расходится и свистит, шастает по деревьям, швыряется листьями надоедливый листобой. Берёзки на опушке давно уж сдались ему; без листьев сразу стали они сиротливыми, растерянно стоят в пожухлой траве. А осины совсем омертвели. Вытянув крючья веток, они ловят чужие листья, как будто никогда не... 
Безоблачной ночью плавает над Чистым Дором луна, отражается в лужах, серебрит крытые щепой крыши. Тихо в деревне. С рассветом от берега Ялмы раздаются глухие удары, будто колотит кто-то в заросший мохом колокол. За вербами темнеет на берегу кузница — дощатый сарай, древний, закопчённый, обшитый по углам ржавыми листами жести. Отсюда слышны... 
Охотники прозвали бекаса воздушным барашком. И это меня всегда удивляло. Ведь бекас на барашка не похож. У барашка курчавая шерсть, рога, а у бекаса гладкие рябые перья и торчит длинный клюв. Но вот однажды иду я по болоту и вдруг слышу: «Бе-е-е…» Что такое? Баран вроде блеет. Огляделся: не видно ни барана, ни овцы — кочки да... 
С первыми холодами в Оке стал брать налим. Летом налим ленился плавать в тёплой воде, лежал под корягами и корнями в омутах и затонах, прятался в норах, заросших слизью. Поздно вечером пошёл я проверить донки. Толстый плащ из чёрной резины скрипел на плечах, сухие ракушки-перловицы, усеявшие окский песчаный берег, трещали под... 
Я плыл по Ялме. Сидел на корме лодки, помахивал веслом. Далеко уже отплыл от Чистого Дора, вместе с речкой углубился в лес. Вода под лодкой чёрная, настоялась на опавших листьях. Над нею синие стрекозы перелетают. Захотелось что-нибудь спеть, просто так, от хорошего настроения. А вдруг, думаю, здесь какая-нибудь девушка малину... 
Высоко в горах — пограничная застава. Там совсем не растут деревья. Даже ни одного кустика нигде не видно — всё серые скалы и красные камни. Круглый год над заставой дует ветер. Летом он несёт мелкие камешки и пыль, весной и осенью — пыль, смешанную с дождём и снегом, а зимой — снег, снег, снег… В тот год зима пришла рано. Горный... 
— Эй, давай-давай! Догоняй-добирай! Мы с Булыгой бежим по лесу, кричим-поём, разжигаем собак. — Где он? Где он? Где он? — на высокой ноте стонет Булыга. — Вот он! Вот он! — поддерживаю я. Собаки уж и сами разожжены. Огромный камнелобый Ураган проламывается по кустам, глаза его приналиты кровью; узкокостная, извилистая Кама носится вокруг... 
Стоял на краю леса домишко-то Булыгин. Старенький был, совсем понурый. Осиновая щепа на крыше покоробилась, а между брёвен изо всех щелей торчал наружу белёсый мох. Два дня назад началась весна, и эти два дня я добирался до Булыгина жилья, вначале на поезде, а потом пешком по раскисшей весенней дороге. — Вон оно что, — сказал Булыга... 
Когда приходит весна и солнце начинает пригревать старый снег, а с крыш отрастают сосульки, витые, как бараньи рога, тогда-то и прилетает грач. Он расхаживает по проталинам, по деревенским дорогам, высматривая случайного червяка. Грач чёрен как смоль, а на солнце оперенье его вспыхивает фиолетовым светом. У грача лобастая... 
Пастуха чистодорского звать Васька Марей. Он ходит в резиновых сапогах, носит на плече сумку, в руках — кнут. Настоящий пастух. Когда на закате он пригоняет стадо, за ним бегут братья Моховы и кричат: Васька Марей! Не корми Комарей! — Да как же не кормить-то их? — отвечает Васька. — Они же ведь кусаются. Хозяйки... 
С утра в деревне пекли жаворонков из сдобного теста. И по дороге в школу ребята размахивали печёными жаворонками, протягивали их в небо и кричали: Жаворонки, Прилетите, Весну принесите! Зима надоела, Весь хлеб поела! Кое-кто даже привязывал жаворонков к длинным палкам, чтоб повыше поднять их в небо. Но было ещё холодно... 
В лесу холодно. Под ёлкой ещё лежит снег. Много снега — целый сугроб. А над сугробом на нижних ветках ёлки сидит зяблик. Он в голубой шапочке. У него оранжевые щёки, малиновая грудь. Глядишь на зяблика и думаешь: «Рановато прилетел. Впереди ещё морозы. Озябнет». Но зяблик не из трусливых. Зябнет, но поёт. Песня его... 
С Иваном Сергеевичем Соколовым-Микитовым познакомиться я никогда в жизни и не мечтал. Для меня это был писатель из давних времен, вроде Мамина-Сибиряка. С детских лет я знал и любил его книги, но все-таки даже фамилию произносил неверно: Микитов вместо Микитов. Но вот случилось так, что я лишился постоянной работы в штате одного из... 
Мокрый берёзовый лес. С голых веток стекают капли тумана, падают глухо на землю. За тёмными берёзами я увидел рыжее пятно — и медленно, неслышно вышла на опушку оранжевая лошадь. Она была такая яркая, будто вобрала в себя всю силу осени. Опавшие листья вздыхали под её шагами. Верхом на лошади сидел человек в ватнике, в... 