1. Новое сказочное существо
Из листвы смотрели два ярких, зелёных глаза с чёрными точечками зрачков.
— Женька, ты? — крикнул я.
Листья зашуршали, из зелени высунулась коричневая нечёсаная голова с ушами, оттопыренными, как у летучей мыши. Да, это был Женька, мой лучший друг, которого я и поджидал в условленном месте. К губам он прижимал указательный палец.
— Тишшшше!
Женька оглянулся, словно за ним кто-то гнался или подсматривал. Затем из кустов на поляну вышмыгнула его вёрткая фигурка в чёрных трусах и синей майке. Одеты мы с ним были одинаково.
— Что с тобой? — спросил я, но Женька снова прижал указательный палец к губам.
Ещё раз оглянувшись, он схватил мою голову руками, засунул свой ледяной от волнения нос в моё ухо и чуть слышно прошептал:
— Он придумал новое существо!
Женька кивнул в ту сторону, где сквозь зелёные заросли виднелся дом, окружённый розовыми стволами мачтовых сосен. В этом двухэтажном доме, выкрашенном яркой жёлтой краской, жил Чуковский. Да-да, тот самый Корней Иванович Чуковский, знаменитый писатель и сказочник, чьи книги вы так хорошо знаете.
Я ничего не понимал.
— Какое существо?
— Сказочное, конечно! — воскликнул Женька.- Он назвал его сказочным человечком по имени Бибигон!
Би-би-гон! Какое странное имя — звонкое, таинственное, весёлое.
— Никогда не слыхал!
— Конечно, не слыхал! Ведь он только сегодня ночью его придумал,- горячо прошептал Женька.- Он даже сначала решил назвать его Чендер-Мендер. Но передумал.
— Правильно сделал! — воскликнул я.
— Конечно, правильно! Он и сам говорит, что имя Бибигон больше понравится детям. Я того же мнения. А ты?
— Я за Бибигона! — Но тут вдруг я спохватился. Постойте! Женька славится своей фантазией, он может такое напридумывать, что ого-го! И хотя сейчас он наверняка не врал, я всё-таки спросил:-Откуда тебе всё это известно?
— Собственными ушами слышал. Возле беседки, где они чай пьют, знаешь?
— Конечно, знаю! А что ты там делал, возле беседки?
Женька немножко успокоился, мы сели на мягкий мох под сосной, и мой друг всё рассказал по порядку.
Проснувшись, он, по обыкновению, вылез через окно на улицу и направился сюда, на поляну, чтобы встретиться со мной. Но так как было ещё рано, он решил на всякий случай заглянуть в одно из наших заветных местечек, проверить, не накопилось ли там конфетных обёрток с серебряными бумажками. Поход оказался удачным: Женька опередил мусорщика.
И вот, возвращаясь с богатой добычей мимо скрытой зеленью беседки, он нечаянно услышал, как Корней Иванович Чуковский рассказывал своей жене Марии Борисовне и её помощнице Золотой Рыбке о новом человечке Бибигоне.
— Когда же ты успел его придумать? — удивилась Мария Борисовна.
Чуковский весело рассмеялся:
— Он явился ко мне этой ночью, разбудил меня своей острой и длинной шпагой. «Что вам угодно?»-спросил я. «Мне угодно, чтобы ты дал мне какое-нибудь имя».- «Чендер-Мендер!» -воскликнул я первое, что пришло мне на ум. И я заснул, но рано утром сказал себе: «Нет, ты будешь Бибигоном. Так больше понравится детям».
— И он не спорил? — спросила Мария Борисовна.
— Представь себе — нет. Ему это имя тоже понравилось.
Женька сломя голову бросился ко мне, чтобы сообщить удивительную новость.
2. О золотой рыбке и серебряных бумажках
Когда Золотая Рыбка, стоя среди водорослей в зеленоватой воде большого старого аквариума, шевелила кружевными золотистыми плавниками и таким же кружевным золотистым хвостом, никто бы не подумал, что она волшебная. Обычная красная рыбка с круглыми глазками, удивлённо смотрящими на тебя сквозь толстые стёкла аквариума, танцует весёлый танец.
Однако же она была волшебная, и Мария Борисовна часто выпускала её погулять по земле. Золотая Рыбка мелькала в зелёной траве, как рыжая мохнатая собачонка. Когда же рыбке надоедало гулять, она оказывалась возле Марии Борисовны, и та разрешала ей вернуться в аквариум, стоявший тут же, рядом с плетёным креслом старушки на специальной чугунной подставке.
Нам с Женькой Золотая Рыбка казалась иногда обыкновенной девочкой, порой даже слишком строгой.
Золотая Рыбка помогала старушке по хозяйству. Ведь от перемены погоды у Марии Борисовны начинали болеть кости, и она плакала, вытирая слёзы кружевным платочком. Но никогда Корней Иванович не видел этих слёз. Для него Мария Борисовна всегда оставалась красивой и полной сил, как в молодости.
Дом Чуковских был очень гостеприимный.
Гости особенно любили приходить к Чуковским летом на чай в пять часов вечера. Мария Борисовна и её верная помощница Золотая Рыбка накрывали на стол в зелёной беседке под старой липой.
Ветерок приносил из кустов ароматный запах крепкого чая, самоварного дымка и клубничного варенья. Слышался нежный звон посуды, клокотание и бульканье кипятка, смех гостей и голос Чуковского, такой таинственный, что даже сердце замирало!
Мы с Женькой не очень-то расстраивались, что нас не приглашали. Конфет и варенья мы в рот не брали. Мы любили эти чаепития по другой причине. После них в нашем заветном местечке — вы уже знаете про него — можно было обнаружить много конфетных обёрток с серебряной бумагой, необходимой нам для производства ракет.
Чуть позже я расскажу, как мы их делали.
Установив очередную ракету на песке, мы разогревали её носовую часть спичкой. Фольга раскалялась, фотоплёнка — она у нас была горючим — воспламенялась внутри трубочки, и из сопла ракеты с грозным гудением вырывалось облачко жёлтого удушливого дыма.
Теперь, конечно, если бы мы снова превратились в мальчиков и принялись за постройку ракет, все бы нас хвалили: вот, мол, какие любознательные дети, как они идут в ногу со временем. Понятно — в век космоса даже взрослые запускают ракеты. Но в то время полёты в космос казались некоторым взрослым людям несбыточной мечтой.
— Вы когда-нибудь спалите Переделкино! — говорили взрослые.
Серебряная трубочка длиной в вершок, сверкнув в воздухе, падала в траву в нескольких метрах от нас, и мы с Женькой были счастливы.
И вот вдруг я узнаю от Женьки, что здесь, в Переделкине, где-то рядом с нами поселился сказочный человечек Бибигон!
Женькино волнение передалось мне.
— Что ж нам теперь делать?
— Начнём с Чуковского, — сказал Женька, и мы помчались к дороге, по которой Корней Иванович любил прогуливаться в перерывах между работой.
3. Бибигон и брундуляк
Он шагал, вертя между пальцами толстую суковатую палку — целое дерево с отрезанными сучьями. Нам с Женькой и двумя руками не удержать.
Заметив нас, Чуковский остановился и, когда мы приблизились, наклонил к нам седую голову в белой панаме.
— Чем могу служить?
— Какого он роста? — в один голос спросили мы с Женькой.
Он! Кто это — он?
Но Корней Иванович отлично нас понял.
— Он маленького росточка, — ответил Корней Иванович, хитро поглядывая на меня и на Женьку светлыми весёлыми глазами, поблёскивающими сквозь заросли нависших над ними густых бровей.
— Как он? — в один голос спросили мы с Женькой, кивая друг на друга.
— Значительно меньше.
Чуковский посмотрел по сторонам, словно бы желая найти предмет, с которым можно сравнить Бибигона. Тут листья по ту сторону канавы зашуршали, и из-под куста вылезла белая курица в красной пилотке. Её шея была похожа на покрытую снегом крутую крышу терема.
— Как курица? — спросили мы с Женькой.
Корней Иванович покачал головой.
— Он, конечно же, меньше курицы. Он может вскочить на курицу, как на боевого коня! А впрочем, зачем гадать? Я вам его покажу.
— Пожалуйста, Корней Иванович, покажите нам Бибигона! — взмолились мы.
— Обязательно! Непременно! — проговорил Чуковский, наклоняясь то в мою сторону, то в Женькину. — Но сейчас, к сожалению, это невозможно!
— Почему же?
— Сейчас его нет!
— Где же он?
— Он отправился на бой с индюком Брундуляком!
— Я знаю, где он живёт! — крикнул я.
— Я тоже знаю! Бежим! -крикнул Женька, и мы помчались по дороге, толкаясь плечами, но не желая уступать друг другу первенство.
Индюк Брундуляк жил по ту сторону железнодорожной линии, на горе, в сером деревянном курятнике.
Вокруг курятника росли вишнёвые деревья. В тёмной, почти чёрной зелени красными фонариками светились спелые вишни. Их было очень много, почти столько же, сколько листьев, но в саду, среди побелённых корявых вишнёвых стволов, разгуливал индюк Брундуляк, и мы с Женькой не рисковали приближаться, только издали глядели на вишни и облизывались.
Теперь же, высматривая Бибигона, мы подошли ближе обычного. Увидев нас, Брундуляк замотал головой, распушил веером хвост и, размахивая серьгами, бросился в бой. Можно было подумать, что на нас надвигается плетёная корзина, украшенная нарядными лентами — красными индюшачьими серьгами. К счастью, мы с Женькой не успели подойти слишком близко. Мы легко добежали до откоса, скатились по заросшему жёсткой травой склону к железнодорожной насыпи, перемахнули через раскалённые на солнце рельсы, взобрались на холм и почувствовали себя в безопасности. Здесь наша территория, сюда Брундуляк не посмеет сунуться.
Однако индюк не отставал.
От ужаса мы не могли пошевелиться.
Но тут раздался шум, грохот, свист. Из-за поворота выскочил паровоз. Он промчался между нами и Брундуляком, горячий, окружённый облаком пара. Паровоз шипел и свистел, как кипящий самовар.
Паровоз тащил за собой товарный состав. На коричневых платформах лежали и стояли доски, ящики, грузовик, красный комбайн, брёвна. В теплушках с маленькими оконцами ехали коровы. Как это ни странно, но мы с Женькой сквозь шум поезда слышали их вздохи и мычания. Потом проехал зелёный вагон с высокой железной трубой, покрытой круглой, как воронка, крышкой, из-под которой шёл дымок. Этот вагон был последний. На задней площадке мы увидели золотоволосую девушку в телогрейке, с ружьём через плечо, читающую книжку.
Пока ехал железнодорожный состав, мы с Женькой забыли про индюка. Но, увидев его внизу, на насыпи, рядом с рельсами, снова испугались. Теперь уже нас ничто не разделяло: Брундуляк перебежит на нашу сторону, взберётся на откос, и мы пропали.
— Бежим! — крикнул я, вскакивая на ноги, но Женька даже не пошевелился, словно не слышал меня.- Ну что же ты!
— Смотри! Бибигон!
Я снова бухнулся в траву рядом со своим другом и посмотрел в ту сторону, куда он показывал, но не увидел никого, кроме индюка Брундуляка, продолжавшего яростно дуться и , мотать туда и сюда длинными красными серьгами, которые свисали почти до самой земли. Однако теперь его гнев был обращён не на нас, а на кого-то другого, кто прятался за кустом бурьяна — побуревшего, покрытого налётом угольной копоти. Среди зелени в лучах солнца что-то вспыхивало, словно осколок зеркала.
— Где Бибигон? — крикнул я, толкая Женьку локтем в бок.
— Ты что, ослеп? — Женька тоже пребольно толкнул меня в бок.
«Где же он? Я не вижу!»-хотел было крикнуть я снова, но тут увидел маленького человечка в коротких штанишках, полосатой рубашке и белой панамке. Он выскочил из куста, из самой его середины, размахивая над головой длинной шпагой — это она сверкала на солнце и показалась сначала осколком зеркала,- и помчался на Брундуляка.
— Защищайся! — услышали мы тоненький, но очень сильный голосок.
Это кричал Бибигон. Индюк поник, хвост его упал на землю, как веник.
— Ну тебя! Чего пристал! Отстань!
Большая птица словно бы вдруг уменьшилась. Никогда бы не подумал, что такое может произойти с индюком.
Женька завопил:
— Видел? Ура! Бей его!
Я захлопал в ладоши и закричал:
— Ура!
А индюк Брундуляк, преследуемый Бибигоном, улепётывал, путаясь в своих серьгах.
Тут снова послышался шум пара, стук колёс, скрип рессор, и из-за поворота, но уже в другую сторону проехал другой железнодорожный состав. Под нами мелькали зелёные пассажирские вагоны с квадратными запылёнными окнами. Можно было сквозь стёкла рассмотреть внутренность вагона, но нам с Женькой было не до этого. Нам хотелось, чтобы состав скорее проехал. От нетерпения мы переминались с ноги на ногу и подталкивали друг друга. В просветах между вагонами мы видели то Бибигона, то Брундуляка.
Но вот, наконец, состав проехал. Снова стало тихо, только вдалеке за поворотом продолжал пыхтеть паровоз и стучать колёсами на стыках рельсов. Мы явственно услышали звон кузнечиков, жужжание мух в траве. Снова перед нашими глазами возник куст бурьяна, из которого так неожиданно выскочил Бибигон.
Ни Бибигона, ни Брундуляка уже не было.
Я толкнул Женьку локтем в бок.
— Где они?
Женька посмотрел на меня круглыми горящими глазами.
— Он его победил! Он его гонит прочь!
— Почему же его не видно?
— Он уже скрылся из виду.
Женька застыл на месте и долго ещё всматривался в даль, уши его от волнения пылали, а губы шептали что-то. Я стоял рядом и недоумевал.
«Чудеса, — хотел сказать я. — Был — и нет его. А вдруг Бибигона вообще не было?»
Однако же не сказал.
4. Ночь в лесу
Хотя небо и светилось нежно-голубым, почти белым светом, была уже настоящая ночь. В лесу было темно и жутко. В траве у подножия деревьев шуршали молодые ежи. Казалось, это подбираются к нам какие-то ужасные существа, готовые в любой миг напасть на нас и растерзать.
Мы с Женькой с трудом различали друг друга.
Сегодня днём мы снова подкараулили Чуковского во время его прогулки и попросили показать Бибигона. И снова Корней Иванович пообещал:
— Обязательно покажу, но в настоящее время он отсутствует.
— Где же он?
— Улетел на Луну.
— На Луну?
— Да, на стрекозе. Я ожидаю его возвращения в Переделкино со дня на День, с часу на час. Может быть, — добавил Чуковский, — он вернётся на родную землю этой ночью. Когда вы будете спать.
«Ну уж нет, сегодня ночью мы не будем спать!» — решили мы с Женькой.
И вот мы в лесу ждём возвращения Бибигона.
Очутившись в самой чаще, мы вдруг заметили, что на небе нет луны. Откуда же вернётся Бибигон?
Под ногой хрустнула ветка. Я почувствовал, как Женька сжался в комочек. А он почувствовал, как я сжался в комочек. А ведь невдалеке по лесной дороге ходили, переговариваясь, дачники, и сквозь ветви деревьев виднелась освещённая электричеством стеклянная терраса, слышалось звяканье ложек о стаканы.
— Боишься? — прошептал Женька.
— Не-а! А ты?
— Я тоже не боюсь. Только мне кажется, что он сегодня не прилетит, потому что луны нет!
— Мне тоже так кажется…
— Тогда пойдём?
— Пошли! -сказал я, с облегчением вздохнув: сейчас мы сделаем решительный скачок через кусты и окажемся среди людей.
Вдруг Женька дёрнул меня за руку и прошептал:
— Смотри, Бибигон! Он всё-таки вернулся!
Сначала я услышал слюдяной шелест крыльев, а затем увидел и саму стрекозу, сверкающую под сильным синим светом, откуда ни возьмись, появившейся луны. Стрекоза летела мимо нас в лунном луче над тёмной поляной, а верхом на ней, как на коне, сидел Бибигон. Его белая панама светилась словно фосфорная.
Маленький человечек заметил нас. Мгновение — и вот он уже стоит во весь свой крошечный рост на спине стрекозы, как на гимнастическом бревне. Он сорвал с головы панаму, нацепил её на остриё своей длинной шпаги.
— Привет жителям Земли! — закричал Бибигон, взмахнув шляпой.
— Он вернулся! — крикнул я и посмотрел на Женьку.
Мой друг стоял, широко раскрыв в изумлении свои круглые глаза, в которых сверкали две маленькие зелёные луны. Вдруг лицо его исказилось от ужаса. Женька зажмурился, и я скорее догадался, чем услышал его слабый крик:
— Спасайся!
В лесной тьме на фоне светлого, словно бы дневного, неба, искрящегося звёздочками, мелькнула мохнатая тень. Это была сова. Она спикировала на Бибигона, но тот как ни в чём не бывало стоял на стрекозиной спине, словно сиянием окружённый её сверкающими крыльями, и размахивал шпагой.
Стрекоза, трепыхая крыльями, висела на одном месте, как вертолёт.
Холодея от страха, я прошептал:
— Спасайся! — и зажмурил глаза. Сейчас сова сомнёт стрекозу, а Бибигона ударит когтями…
Раздался совиный крик, треск стрекозиных крыльев. В наступившей тишине я услышал крик Женьки:
— Он погиб!
— Я жив и здоров! — послышался знакомый голосок, и, открыв глаза, мы с Женькой увидели такую картину. Быстро махая крыльями, мелькающими между стволов в мохнатых просветах, сова улетала прочь, а за ней, по-прежнему стоя на стрекозиной спине и размахивая шпагой, мчался Бибигон.
Панама соскочила с острия его шпаги и упала на покрытую еловой хвоей землю, словно опустилась на дно сквозь зелёную воду ночного воздуха.
Мы с Женькой кинулись к белому пятнышку, грохнулись на колени, стукнулись лбами. Из глаз у нас посыпались искры. На мгновение тёмная ночь превратилась для нас в ослепительный полдень. Но лишь на мгновение.
Снова наступила ночь.
Мы потёрли свои лбы и выбрались на дорогу.
5. Фотография бибигона
Под фонарём мы рассмотрели панамку Бибигона. Это был шёлковый колпачок, очень приятный на ощупь.
Женька осторожно, двумя пальцами пощупал панамку, потом понюхал.
— Я знаю, что это такое. Это цветок львиного зева, — проговорил он и задумался.
Мне тоже показалось, что это цветок львиного зева, а вовсе не панамка Бибигона. Но ведь мы же своими глазами видели, как человечек махал этой панамкой, нацепив её на шпагу.
И тут мы с Женькой, стоя в лесу под фонарём, возле которого, как снежинки в метель, метались ночные мотыльки, одновременно подумали об одном и том же.
— Может быть, знаешь что?
Женька встрепенулся:
— Что?
— Может быть, его вообще не было?
— Он есть! — крикнул Женька. — И это можно доказать!
— Как?
— Его надо сфотографировать!
В то далёкое-далёкое лето нашего детства мы с Женькой увлекались фотографией. Целыми днями бегали по Переделкину с нашим широкоплёночным фотоаппаратом «Комсомолец» и щёлкали друг друга, всех встречных людей, знакомых и незнакомых, детей и взрослых, а также деревья, небо, траву, цветы, автомобили, насекомых, лошадей, коров, самолёты, пруд, кошек, собак, дома, коз, молний, птиц, облака, петухов и кур…
Хуже обстояло дело с проявлением плёнок. Мы разводили в стеклянных банках химикалии, занавешивали окно одеялом, залезали под кровать, чтобы темнее было, но всё без толку. Плёнки либо оказывались чёрные, как ночь, либо слипались и покрывались, словно лишаями, зелёными пятнами. Хоть плачь от обиды! Постепенно увлечение фотографией притупилось, и мы забросили аппарат.
Но вот сейчас, когда Женька предложил сфотографировать Бибигона, угасшая было страсть вспыхнула с новой силой. Уж очень хотелось сделать карточку маленького человечка!
Теперь Бибигон довольно часто попадался нам на глаза, вдруг окликая нас из кустов. Мы наводили видоискатель и щёлкали Бибигона, оседлавшего ветку и показывающего нам с Женькой нос своими игрушечными пальчиками.
Однажды, когда мы проявляли плёнку, Бибигон вдруг вылез из-за одеяла, которым мы занавесили окно, как из-за театрального занавеса и, очутившись на подоконнике, сочувственно спросил:
— Не получается?
— Не получается, — грустно ответили мы с Женькой в один голос.
— Ну ничего, не вешайте нос! — бодро воскликнул Бибигон. — В конце концов получится! — И исчез так же неожиданно, как и появился.
Однако все наши усилия были тщетны.
— Нет, — задумчиво сказал как-то Женька, доставая из бачка и выбрасывая в окно испорченную плёнку. — Надо придумать что-то другое.
— Конечно, надо,- согласился я.- Но вот что?
— Не знаю… Так дальше продолжаться не может!
И Женька придумал.
Как-то утром я набрёл на одно из наших с Женькой заветных местечек, куда мы давненько не наведывались, и увидел Бибигона. Он сидел на краю зелёного ящика, пытаясь расправить серебряную бумажку.
Бибигон пыхтел и отдувался.
— Привет, Бибигон! Дай-ка я тебя щёлкну! — крикнул я, наводя на него фотоаппарат. — Не шевелись!
— Ладно, щёлкай! Только потом объяснишь мне, как делается ракета! Хорошо?
— С удовольствием!
Бибигон замер, я несколько раз его щёлкнул, а потом начал показывать, как делается ракета.
Наскоро расправив фольгу, я намотал её на карандаш, который достал из-за пазухи. Получилась трубочка.
— Теперь эту трубочку с одной стороны надо заделать! Вот так! — И я постучал концом карандаша по доске.
Бибигон стоял в нескольких сантиметрах от моих пальцев, ловко выполнявших привычную работу. Время от времени, показывая длинной и острой, как игла, шпагой, он спрашивал:
— А это что такое? А дальше как быть? А спичкой где нагревать?
Я подробно объяснял Бибигону, как на уроке в школе учитель объясняет внимательному ученику.
Это было очень приятно, я даже подумал: «До чего же хорошее и доброе существо этот Бибигон!»
6. Погоня
Но тут вдруг кусты рядом с ящиком с шумом и треском раздались по сторонам, и я увидел Женьку.
Трудно было узнать его. Глаза горят, из ноздрей, словно у Змея Горыныча, вырываются клубы дыма и пламени.
— Хватай его! Быстро! Чего ждёшь? — крикнул мой лучший друг и бросился к Бибигону, намереваясь накрыть его ладонями, точно бабочку.
Плохо бы пришлось Бибигону, если бы мне не удалось вовремя схватить Женьку за руки. Пока Женька вырывался, Бибигон успел отскочить чуть в сторону, и Женька прихлопнул своими ладонями край доски вместо перепуганного человечка.
Бибигон выхватил шпагу, встал в оборонительную позицию.
— Что вам угодно, сударь?
В голосе его слышалась горькая обида. Мне и самому стало очень обидно за него, но тут Женька крикнул:
— Чего стоишь? Хватай его! Мы отнесём его в школу!
В школу? Бибигона?
Вот так Женька! Как же эта гениальная мысль не пришла мне в голову? Ведь тогда никакой фотографии не потребуется, чтобы доказать, что Бибигон существует в действительности !
И в тот же миг всё исчезло: и раннее утро в летнем лесу, и зелёный ящик, до краёв наполненный консервными банками и скомканной бумагой, и мой друг Женька. В моём воображении возникла такая картина.
Первое сентября, утро, бодрая прохлада, мальчики и девочки в красных галстуках, с портфелями и цветами. Все спешат в школу. Я тоже спешу, я очень взволнован, мне хочется лететь со всех ног, но я сдерживаю себя, медленно поднимаюсь по знакомой и такой родной лестнице на второй этаж, шагаю по гулкому опустевшему коридору, открываю дверь своего класса. Все ребята уже расселись по местам. Анна Ивановна, сдвинув в сторону горы флоксов и астр, раскрыла школьный журнал.
«Явился наконец! — говорит учительница. — Первый день — и опоздание!»
«Ругайте, ругайте меня, — думаю я, — интересно, что вы все скажете, когда увидите, что у меня в портфеле!»
«Почему ты держишь портфель на коленях, как хрустальную вазу? Что у тебя там?»-спрашивает Анна Ивановна.
«Бибигон», — скромно отвечаю я.
Класс замер.
«Кто-кто?»
«Маленький человечек Бибигон, которого мне удалось поймать летом. Вот он!»
Я открываю замок портфеля и…
— Чего рот разинул? Хватай его! Он сейчас улетит!
Женькин крик вывел меня из задумчивости. Надо скорее хватать Бибигона! Но куда там! Бибигон уже успел вскарабкаться на крышку ящика, где сидела стрекоза. Не мешкая, человечек оседлал её и укрепил на поясе свою длинную шпагу. Он был спокоен. Он покашлял, заслоняя рот перчаткой с раструбом, как у королевских мушкетёров, и двумя пальчиками послал нам воздушный поцелуй.
Пока мы с Женькой подпрыгивали, пытаясь схватить стрекозу за хвост, она снялась с крышки ящика, сделала над нами прощальный круг и, с неодобрением взглянув на нас, улетела, унося на своей спине Бибигона.
Мы ещё некоторое время слышали звон и треск сверкающих крыльев. Они мелькали в лучах утреннего солнца, пробивающегося сквозь листву.
Но вот стрекоза со своим всадником исчезла, словно бы растворилась в воздухе, а шум её крыльев потонул в других звуках утреннего леса — пении и щёлканье птиц, жужжании зелёных мух над ящиком, стуке дятла, шуме стада, продирающегося сквозь кусты, и криках пастуха.
— Вперёд! — воскликнул Женька и бросился в погоню.
