Аптеку позабудь ты для венков лавровых
Аптеку позабудь ты для венков лавровых И не мори больных, но усыпляй здоровых. Аптеку позабудь ты для венков лавровых И не мори больных, но усыпляй здоровых. 
В Академии наук Заседает князь Дундук. Говорят, не подобает Дундуку такая честь; Почему ж он заседает? Потому что <жопа> есть. В журнал совсем не европейский
В журнал совсем не европейский, Над коим чахнет старый журналист, С своею прозою лакейской Взошел болван семинарист. 
Воспитанный под барабаном, Наш царь лихим был капитаном: Под Австерлицем он бежал, В двенадцатом году дрожал, Зато был фрунтовой профессор! 
Вот Виля — он любовью дышит, Он песни пишет зло, Как Геркулес, сатиры пишет, — Влюблен, как Буало _____________ Эпиграмма на В. К. Кюхельбекера 
Романов и Зернов лихой, Вы сходны меж собою: Зернов! хромаешь ты ногой, Романов головою. Но что, найду ль довольно сил Сравненье кончить шпицом? Тот в кухне нос переломил, А тот под Австерлицем. Дяде, назвавшего сочинителя братом
Я не совсем еще рассудок потерял От рифм бахических — шатаясь на Пегасе — Я не забыл себя, хоть рад, хотя не рад. Нет, нет — вы мне совсем не брат: Вы дядя мне и на Парнасе. 
Ваш дед портной, ваш дядя повар, А вы, вы модный господин, — Таков об вас народный говор, И дива нет — не вы один. 
Как! жив еще Курилка журналист? — Живехонек! все так же сух и скучен, И груб, и глуп, и завистью размучен, Все тискает в свой непотребный лист — 
«Все мое», — сказало злато; «Все мое», — сказал булат. «Все куплю», — сказало злато; «Все возьму», — сказал булат. 
И останешься с вопросом На брегу замерзлых вод: «Мамзель Шредер с красным носом Милых Вельо не ведет?» ______________________ Речь идет о дочерях придворного банкира Вельо 
Напрасно видишь тут ошибку: Рука искусства навела На мрамор этих уст улыбку, А гнев на хладный лоск чела. Недаром лик сей двуязычен. 
Как брань тебе не надоела? Расчет короток мой с тобой: Ну, так! я празден, я без дела, А ты бездельник деловой. 
On peut tres bien, mademoiselle, Vous prendre pour une maquerelle, Ou pour une vieille guenon, Mais pour une grace,— oh, mon Dieu, non. [1] Посвящено фрейлине императрицы Елизаветы Алексеевны. Приняв Волконскую в темном коридоре за ее горничную Наташу, Пушкин поцеловал княжну. Она пожаловалась Александру I. Дело было замято. 
Колокольчики звенят, Барабанчики гремят, А люди-то, люди — Ой люшеньки-люли! А люди-то, люди На цыганочку глядят. Лищинский околел, отечеству беда
Лищинский околел — отечеству беда! Князь Сергий жив еще — утешьтесь, господа. 
Мой пленник вовсе не любезен — Он хладен, скучен, бесполезен — Все так — но пленник мой не я. Напрасно славил, Дидло плясать его заставил, Мой пленник следственно не я. 
Всей России притеснитель, Губернаторов мучитель И Совета он учитель, А царю он — друг и брат. 
Прекрасная! Пускай восторгом насладится В объятиях твоих российский полубог. Что с участыо твоей сравнится? Весь мир у ног его — здесь у твоих он ног. 
— Ах! боже мой, какую Я слышал весть смешную: Разумник получил ведь ленту голубую. — Бог с ним! я недруг никому: Дай бог и царствие небесное ему. _________________________ Эпиграмма на министра народного просвещения 
Иной имел мою Аглаю За свой мундир и черный ус, Другой за деньги — понимаю, Другой за то, что был француз, 
В его «Истории» изящность, простота Доказывают нам, без всякого пристрастья, Необходимость самовластья И прелести кнута. 
Бессмертною рукой раздавленный зоил, Позорного клейма ты вновь не заслужил! Бесчестью твоему нужна ли перемена? На Каченовского (Клеветник без дарованья)
Клеветник без дарованья, Палок ищет он чутьем, А дневного пропитанья Ежемесячным враньем. На Каченовского (Хаврониос, ругатель закоснелый)
Хаврониос! ругатель закоснелый, Во тьме, в пыли, в презренье поседелый, Уймись, дружок! к чему журнальный шум И пасквилей томительная тупость?