Превращение фарфоровой свинки

(Время чтения: 40 мин.)

Превращение фарфоровой свинки

Превращение фарфоровой свинки произошло у Люси Синицыной, героини рассказов И. Пивоваровой. Копилку привезли Синице из Германии. Очень хотелось похвастаться перед лучшей подружкой, но Люся Косицына уехала с Колей Лыковым в зоопарк, а потом занялась лепкой для конкурса «Мы и природа». Синица расстроилась, решила вылепить свою собаку Урана. Ничего не выходило: ни пес, ни корова. Косица слепила пионера с грибами. Синицына превратила фарфоровую свинку в зеленую пластилиновую. Ночью приснился кошмар, будто игрушка ругает за ложь. Девочка победила, копилка стала экспонатом пионерской комнаты. Совесть не позволила школьнице скрывать правду. Люся разбила свинку, чтобы все увидели, что та не из пластилина. Она решила никогда больше не лгать.

Оглавление

Подарок

Какое счастье! Мне привезли из Германии белую фарфоровую свинку! Кругленькую, с розовым пятачком, с розовыми ушками.

В жизни не видала такой красивой свинки! Глазки голубые, сама улыбается, а по всей спине скачут синие цветочки. Ура!!!

Я обеими руками схватила свинку. Прижала её к груди, понесла в комнату и там поцеловала в холодные цветочки.

Потом поставила на стул, стала на колени и смотрела ей в глазки. Потом дышала на неё и тёрла рукавом.

Она сияла! Как зеркало, как солнце!

Она вся улыбалась — и пятачок, и ушки, и цветы на спине. Милая моя свинка! Дорогая! Любимая!

Я завернула её в пуховую шапку и положила в шкаф. Пусть поспит.

Я вынула её из шкафа и поставила на окно, на солнышко. Пусть погреется.

Я сняла её с окна и поставила прямо на середину моего стола. Пусть все любуются, кто войдёт. Пусть делаются такие же весёлые, как она!

Эх, жалко, Люська не может вместе со мной любоваться моей свинкой! И ведь это не просто свинка, это копилка. У неё на спине есть щёлочка, чтобы опускать монетки.

Я порылась в кармане, достала двадцать копеек и опустила в щёлку. Потрясла. Здорово зазвенело!

Скрипнула дверь, вошла мама.

— Ты долго ещё будешь бездельничать? Уже пять часов, а ты ещё не садилась за уроки! Сколько можно играть? Ты не маленькая! В твоём возрасте люди уже гораздо меньше играют и гораздо больше думают о деле!

Я думаю о деле

Значит, так. Они думают о деле, а я не думаю.

Они гораздо меньше играют, а я, значит, гораздо больше.

Интересно, спрашивается тогда, почему я уже битый час сижу за «Родной речью», а люди в моём возрасте шатаются неизвестно где — им звонишь, а их нету дома?

Я отложила «Родную речь» и снова набрала Люськин номер.

— Не пришла ещё, — сказала Люськина бабушка.

Интересно, где она ходит?

Я опустила глаза в «Родную речь» и принялась читать дальше.

«— Сандро, — вежливо сказала тонкая длинноногая девочка, — как ты думаешь, зачем Петька Бревнов стукает меня барабаном по голове?

— Ябеда! — откликнулся коренастый Петька и деловито объяснил: — Я хотел узнать, что гудит сильнее».

Зазвенел звонок. Я подскочила к телефону.

— Люська, привет, ты звонила?

— Конечно, звонила! Где ты была?

— Мы с Колей Лыковым в зоопарк ездили.

— В зоопарк?! А меня почему не позвали?

— Коля хотел, а я отговорила. Ты ведь всё равно не будешь в конкурсе участвовать.

— В каком ещё конкурсе?!

— Ты разве не знаешь, у нас в школе конкурс объявили на лучшее художественное произведение из пластилина? Да не беспокойся! Ты ведь лепить всё равно не умеешь. Я так Коле и сказала. «Зачем, — говорю, — ей в зоопарк ездить, лепить-то ведь она не умеет!»

— Ах ты, бессовестная, почему это я не умею лепить?! И при чём тут твой дурацкий зоопарк, не понимаю? Ты мне совершенно голову заморочила!

— Как это при чём? Конкурс-то на тему «Мы и природа»! А звери — природа? Природа. Вот мы и ездили с Колей смотреть на зверей!

— Ах, так! — сказала я. — Ну и целуйтесь со своими зверями! А зато я тебе ни за что не покажу, что мне подарили! Хоть тысячу раз проси! Хоть миллион!

— А мне всё равно смотреть некогда, — сказала Люська. — Я сейчас лепить сажусь. Я хочу в этом конкурсе первое место занять. Я так Коле и сказала. «Знаешь, — говорю, — Коль, я решила первое место занять, я в детском саду лучше всех лепила». А он как обрадуется! «Ой, — говорит, — Косицына, очень тебя прошу, займи первое место, поддержи честь нашего звена! У нас в звене никто лепить не умеет, только на тебя надеюсь!»

— Так и сказал?

— Ага. Ну, пока, я сажусь лепить.

В трубке загудели гудки.

Уран, ко мне!

Они ездили с Колей в зоопарк, а я любовалась какой-то дурацкой копилкой!

Они по зоопарку гуляли, а я как дурочка над уроками мучилась.

Вот всегда так! Всегда!

Наверно, Люська позвонила Коле и сладенько-пресладенько ему сказала:

«Ах, Колечка, давай с тобой поедем в зоопарк! Только, чур, без Синицыной!»

«А почему без Синицыной?»

«А зачем нам Синицына? Учится она хуже меня? Хуже. Лепить не умеет? Не умеет».

И они поехали.

И ходили между клетками.

И ели мороженое.

И глядели на зверей.

Расстроилась я ужасно. Захлопнула «Родную речь», стукнула по ней кулаком и как крикну:

— Уран, ко мне!

Я всегда Урана зову, когда мне плохо.

Уран как вихрь примчался из кухни. Он сразу всё понял, положил мне голову на колени и стал преданно на меня смотреть. Спина у него была тёплая, пушистая и так хорошо пахла собакой!

— Уранчик, милый, они в зоопарк ездили, а меня не взяли! Вот возьму и назло им сама в этом конкурсе первое место займу! Нарочно что-нибудь замечательное вылеплю, чтобы Люська не воображала. А то всё «Коля, Коля»… Подумаешь!

Уран ласково повизгивал и вертел хвостом, как будто хотел сказать мне:

«Ну, конечно, ты займёшь первое место! Какой разговор, ясное дело, займёшь!»

— А что бы мне такое вылепить, а, Уран? Ну-ка, подскажи.

Уран коротко взлаял, вскочил и сел снова.

— Ну конечно, как же я сразу не догадалась! Я вылеплю тебя! Давай-ка садись вот так и смотри вон туда… Нет-нет, не туда, лучше вот сюда. Здорово! Подожди минуточку, сейчас я тебя вылеплю!

Я схватила кусок пластилина и принялась быстро лепить Урана.

— Ну что ты вскочил? Не вертись, пожалуйста! Ой, куда ты побежал? Неужели не понимаешь, что я хочу твой портрет вылепить? Вот вылеплю, напишу на бумажке: «ПОРТРЕТ МОЕГО УРАНА», мне дадут первое место, и Коля Лыков скажет: «Я так и знал, что Косицына хвальбушка! Я так и знал, что Синицына первое место займёт!»

Уран снова всё понял. Он перестал вертеться и вскакивать, сидел очень смирно и во все глаза глядел, как я лепила его портрет.

Но у меня, как назло, ничего не выходило! Какая-то корова, а не Уран!

— Ладно, Уран, беги на кухню. Я решила корову слепить. Корова ведь тоже природа, правда?

Я стала лепить из Урана корову, но моя корова сильно кого-то напоминала… Я поглядела на подоконник… Точно! Корова была похожа на фарфоровую свинку.

Так пусть уж она будет свинкой!

Но корова никак не хотела делаться свинкой! Я билась с ней полчаса, а добилась только того, что уронила коровосвинку на пол, и она превратилась просто в бесформенный ком пластилина.

Уф-ф-ф!

Интересно всё-таки, что там лепит Люська? Наверное, какого-нибудь тигра или крокодила? Позвонить, что ли, ей?.. Нет, не буду… А, ладно, позвоню…

Пионер с грибами

— Эй, Люська, чего ты там лепишь? — спросила я как можно небрежнее. — Небось обезьяну?

— А вот и не угадала! — сказала Люська. — Я леплю пионера!

— При чём же тут пионер?! — рассердилась я. — Ты что, в зоопарк ездила пионеров глядеть? Ведь надо, чтоб природа была!

— А у меня пионер с корзинкой. А в корзинке грибы. Он как будто в лес ходил за грибами. Ух, мировецкий пионер вышел! На Колю Лыкова похож.

Опять Коля?! Да что она заладила, как попугай: «Коля, Коля…»

— Ладно, не хвались! — закричала я. — Я тут, между прочим, такое вылепила, что твоему Коле и во сне не приснится!

— Врёшь!

— Да честное слово! Куда там твой пионер!

— Ладно. Сейчас кончу лепить и прибегу. Сравним, что лучше, — сказала Люська.

Одна замечательная мысль

За стеной соседка громко рассказывала маме, какие огурцы она выращивает на своём огороде, а я сидела за столом с пластилиновым комом в руках и лихорадочно соображала, что мне делать.

Что делать? Что же делать? Сейчас прибежит Люська, и я должна показать ей… Что я ей покажу, этот пластилиновый ком? Ой, мамочки, что же мне делать, я ведь честное слово дала! Ну, свинка, ну скажи хоть ты, ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?

Фарфоровая свинка глядела на меня с подоконника маленькими добрыми глазками.

И тут мне в голову… Ой, мне в голову пришла одна замечательная мысль!

Я бросилась к подоконнику, схватила свинку. А что, если?.. Ну конечно, так и сделаю! Обмажу свинку пластилином, и будет она пластилиновая, как будто я сама её слепила! Ура! Здорово я придумала: пусть теперь попробует Люська назвать меня врушкой!

Я потащила свинку к столу. Ничего плохого с ней не случится! Просто на время, совсем на короткое время, я обмажу её пластилином, а потом снова сотру, как будто ничего и не было! Так… Так… Спинку её белую обмажу, покрою пластилином розовый пятачок… Вот тут ещё немножко. И хвостик надо залепить, и щёлочку в спине… Пять минут — и готово! Ну, чем плохая свинка? Замечательная! Точь-в-точь как настоящая! Даже лучше!

Передо мной на столе стояла зелёная пластилиновая свинья.

— Что же ты не идёшь? — закричала я в телефонную трубку. — Иди скорее, сколько можно копаться! — Прикрыла свинку носовым платком и стала ждать звонка в дверь.

И вот Люська пришла.

Прибежала, вся запыхалась, притащила своего пионера с грибами. Стала его вытаскивать из какой-то бумажки. Разворачивала, разворачивала, а бумажка эта оказалась листиком из старой тетрадки, а на нём сплошные пятёрки, даже противно! Нарочно, наверное, в такую бумажку завернула пионера своего кривобокого, чтобы показать, вот, мол, как она хорошо учится!

Наконец она его развернула.

Пионер этот оказался со спичку ростом. Прямо гном какой-то, а не пионер! С чего она взяла, что он похож на Колю Лыкова? Он был похож на тощего жука, а под мышкой держал колбасу с ручками.

— Здорово? — сказала Люська.

— Здорово! Только эти грибы сильно на тараканов смахивают.

— Не ври! — закричала Люська. — Я эти грибы точно вылепила. У нас в холодильнике банка солёных грибов стоит, можешь пойти посмотреть, если не веришь!

— Ладно, ты лучше погляди, что я слепила. Внимание! Алле-гоп!

Я сдёрнула со свинки платок.

Моя свинка стояла вся зелёненькая. Зелёный хвостик, зелёный пятачок… Она хитро глядела на меня своими зелёными глазками.

Люська воззрилась на свинью и, кажется, лишилась дара речи. Минут пять она простояла как столб, потом, ничего не говоря, принялась заворачивать своего пионера.

Ура!!! Первое место моё!

За чаем

— Девочки, идите пить чай! — закричала из кухни мама.

Я засунула свинку в ящик письменного стола, и мы отправились на кухню.

— Садитесь сюда, девочки, — сказала мама. — Люсенька, что это ты держишь?

— Пионера, — сказала Люська. — Я его вылепила на конкурс.

— Бери варенье, — сказала мама. — На какой конкурс?

— А у нас в школе, тётя Лида, конкурс объявили на лучшее художественное произведение из пластилина…

— Это интересно! — воскликнула мама. — А почему ты, дочка, в нём не участвуешь?

Я растерялась.

— Я?.. Так… Не хочется что-то… — И осторожно толкнула ногой под столом Люську.

— Да она принимает! — закричала Люська. — Неужели она вам не показывала? Она знаете чего слепила?

— Ничего я не слепила! — Я сильнее толкнула ногой Люську.

— Ай! — закричала Люська. — Ты зачем мне на ногу наступаешь! Тётя Лида, не слушайте её. Она вылепила настоящую…

— …настоящую ерунду! — сказала я. — Брось, Люська, о чём там говорить!

— Не верьте ей! — закричала Люська. — Она вылепила потрясающую…

— Да чего там потрясающего! Ничего особенного! Перестань!

— С каких это пор ты стала такая скромная? — вмешался папа. — Просто не узнаю свою дочь! Так что же ты там такое вылепила?

— Это секрет, — еле выдавила я из себя. — Это моя тайна.

— Ну, тайна так тайна, — сказал папа. — Давайте пить чай.

И все, слава богу, отстали от меня, стали пить чай и забыли наконец про мою тайну.

А потом Люська пошла домой, а я пошла спать.

Спокойной ночи, мамочка!

Я легла спать и выключила свет. Ах, как приятно было представлять в темноте, как я завтра принесу свинку в класс и как все станут восторгаться. А потом я представляла её в пионерской комнате, на самом главном столе, и над нею прибита на стене табличка, и горят на табличке большие красные буквы: «ПЕРВОЕ МЕСТО».

Но потом я подумала:

«А вдруг, пока я сплю, в комнату войдёт мама, откроет стол и увидит там зелёную свинью?» Пожалуй, на всякий случай надо спрятать её подальше.

Я вскочила и стала босиком бегать по комнате, искать, куда бы её спрятать получше.

— Люська, ты почему не спишь? — услышала я за стеной. — Долго ты ещё будешь расхаживать? Марш в постель!

Я испугалась, что мама сейчас войдёт в комнату, подскочила к постели, бухнулась в неё прямо со свиньёй и закрылась одеялом.

И правда, в комнате вспыхнул свет.

— Спи, доченька, — наклонилась надо мной мама. — Спи, дорогая, спокойной ночи! — И — ужас! — стала расправлять одеяло! Хорошо, что я успела засунуть свинью под мышку! — Спокойной ночи, мамочка! — сказала я нарочно сонным голосом. — Я уже сплю. Мама поцеловала меня и вышла из комнаты. Тогда я вытащила из-под мышки свинью и засунула её поглубже под кровать. Теперь уже в комнату никто не войдёт. Можно спать спокойно.

Сон

Мне приснился ужасный сон. Как будто свинья вылезла из-под кровати, ходит по комнате и топает своими зелёными ножками. И как будто громко-громко хрюкает: «Ври, ври, ври больше!» Я проснулась среди ночи, сунула руку под кровать. Свинья спокойно спала под кроватью.

Мы идем в школу

Зачем я взяла свинку в школу? Ведь я могла ещё, вполне могла соскрести с неё пластилин, вымыть под краном, и она стала бы, как прежде, белая и чистая, и всё было бы хорошо, и жизнь у меня была бы спокойная и счастливая. Зачем мне надо было участвовать в конкурсе? Если бы я знала, чем всё это кончится! Если бы только знала! Но я подумала: «А, пустяки! Принесу свинку на конкурс, а потом унесу её обратно, дела какие! Уже днём она будет стоять на своём подоконнике, вся беленькая, в синий цветочек.

Подумаешь, принесу её только разик в школу, и всё! Пусть все скажут, какая я талантливая. Пусть Коля Лыков хоть раз посмотрит на меня с уважением».

Утром зазвонил телефон.

— Ты готова? — услышала я в трубке Люськин тонкий голос.

— Готова. Встретимся перед подъездом.

Я вытряхнула в передней из синего мешка сапожные щётки и гуталин, сунула в него свинью и вприпрыжку помчалась по лестнице.

Люська меня уже ждала. Мы вместе пошли в школу, как ходили каждый день.

— Ты свинку не забыла?

— Нет, вот она, в мешке.

— Никогда не думала, что ты так здорово лепишь! Я твою свинку весь вечер вспоминала. Она мне даже ночью приснилась.

— Твой пионер тоже неплохой, не огорчайся.

— Нет, твоя свинка лучше.

— Знаешь, Люсь, не обижайся, я пошутила, что твои грибы на тараканов похожи.

— Между прочим, шутишь ты очень глупо! — сказала Люська.

И тут мы пришли в школу.

Объявление

На двери школы висело объявление, которого я не заметила раньше. Оно гласило:

ТОВАРИЩИ УЧЕНИКИ!

ПРОСИМ ВАС ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ В НАШЕМ КОНКУРСЕ

НА ЛУЧШЕЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ

ИЗ ПЛАСТИЛИНА.

НАШ КОНКУРС ПРОХОДИТ ПОД ДЕВИЗОМ

«МЫ И ПРИРОДА».

СДАВАЙТЕ ВАШИ ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

В ПИОНЕРСКУЮ КОМНАТУ.

ЖЕЛАЕМ УСПЕХА!

ЖЮРИ КОНКУРСА

Я вдруг ужасно разволновалась, у меня даже руки вспотели. Ни за что не понесу туда свою копилку, да что я, с ума сошла?!

— Сейчас понесём или после уроков? — сказала Люська.

— Нет, только не сейчас.

— Ну, тогда после уроков, — беспечно сказала Люська.

За семь минут до звонка

В классе было полно народу, до звонка оставалось семь минут.

Мы с Люськой сели. Я аккуратно положила мешок на пол, а Люська поставила своего завёрнутого в бумагу и перевязанного сиреневой ниточкой пионера на парту.

— Косицына, что это у тебя? — спросил Иванов.

— Тебе какое дело? Пионер, вот что.

— Живой?!

— Сам ты живой! Из пластилина.

— Это ты на конкурс принесла? — подбежала Сима Коростылёва. — А я лепила, лепила, и ничего у меня не вышло!

— А я зайца вылепил! — сказал Юрка Селиверстов. — Вот, глядите, с морковкой!

— Ничего себе морковка! Прямо дубина!

— Сам ты, Иванов, дубина! Небось ничего не вылепил?

— Я танк вылепил с танкистом.

— Ну и не примут твой танк на конкурс!

— Ещё как примут! Я первое место займу!

— Ой, держите меня! — закричала Люська. — Люсь, ты слышала? Я, между прочим, знаю, кто первое место займёт.

— Ну кто, кто? — закричали все.

— Так я вам и сказала!

— Ну и дура! — сказал Иванов, и тут же после этих слов зазвонил звонок на урок.

Синицына, куда ты смотришь?

— Синицына, куда ты смотришь? — недовольно сказала Вера Евстигнеевна. — Что там у тебя под партой?

— Ничего.

Под партой в мешке лежало моё художественное произведение, и я всё время боялась наступить на него ногой. Поэтому я решила переложить мешок в парту, а портфель поставить на пол.

— Чем ты занимаешься? — рассердилась Вера Евстигнеевна. — Что ты там возишься, не пойму?!

Она быстро подошла ко мне и откинула крышку парты:

— Этого ещё не хватало! Зачем ты положила в парту мешок с обувью?

— Там не обувь, Вера Евстигнеевна. Там моё… моя… свинка… Ой, то есть хрюшка!

— Какая ещё хрюшка? — рассердилась Вера Евстигнеевна. — Синицына, что за шутки!

— Вера Евстигнеевна, это она на конкурс принесла, — вмешалась Люська. — У неё там свинья из пластилина.

— Ах, вот как? Что же ты, Синицына, сразу не сказала? Ведь это же совсем другое дело!

Перемена

На перемене все меня сразу обступили:

— Покажи, Синицына, чего ты там слепила!

— Показывай свою свинью!

— Хитренькая какая! Все показали, а она молчит, воображает.

— Только, чур, не трогать! — сказала я. — А то вам бы всё руками хватать, знаю я вас!

— Очень надо нам твою свинью руками хватать! Небось такая страшила, что и близко не подойдёшь!

— Вот и не буду показывать.

— А ну, давай показывай! — заорал Иванов. — Нам в буфет бежать нужно!

И все заорали:

— Давай! Давай!

Пришлось мне вынуть мешок из парты.

Она там лежала, моя миленькая, бедная моя, в мешке. Я как открыла мешок, оттуда как пахнёт гуталином, как будто в мешке лежали начищенные до блеска сапоги, а не маленькая пластилиновая свинка.

Я её вытащила очень осторожно, во-первых, чтобы не повредить, а во-вторых, чтобы не тряхнуть невзначай, там ведь деньги — загремят, не дай бог.

Все ахнули.

— Ой, какая хрюшенька! — запищала Ирка Мухина. — Какая симпапулечка!

— Во даёт! — закричали все. — Ну и свинья! Прямо как живая!

И сразу протянули руки и хотели её схватить, но я закрыла свинку своим телом и сунула обратно в мешок, подальше от греха, как говорит Люськина бабушка.

Перемена

— Подумаешь, какая! — скорчила физиономию Сима Коростылёва. — Свинью вылепила и развоображалась!

— И свинья-то ничего особенного! — пропищала Мухина. — Я бы тоже такую слепила, если бы захотела.

— Очень надо свиней лепить! — плюнул Иванов. — Вот танки — это я понимаю! — И помчался в буфет.

А Коля Лыков сказал:

— Отличная свинья! Ты их не слушай, Люся.

А Люська сказала:

— Просто их завидки берут.

И на этот раз она была права.

Последний урок

И вот настал последний урок.

Весь урок я беспокоилась всё больше и больше. Как же мне раньше в голову не приходило, что кто-нибудь захочет взять моё художественное произведение в руки, потрогать, посмотреть поближе?.. А вдруг ему захочется потрясти свинку?

От этой мысли мне делалось страшно, я представляла себе глаза этого человека, вытаращенные от удивления. Ещё, чего доброго, испугается, выронит свинку на пол, и тут — ой, прямо ужас какой-то! — она разобьётся, и все увидят, что она внутри белая!

Нет, не понесу её. Ни за что не понесу!

Руками не трогать!

После уроков Люська сказала:

— Ну, пошли, уже все отнесли, одни мы остались.

— Знаешь, я передумала. Не хочу я в конкурсе участвовать.

— То есть как это «не хочу»?! — закричала Люська. — Нет, Коля, ты слышишь, она в конкурсе не хочет участвовать! Всё наше звено хочет подвести, чтобы мы на первое место не вышли!

— Мне моя свинья разонравилась.

— Да замечательная свинья! — загорячился Коля. — Неси её скорей в пионерскую комнату!

— Не понесу. Её все будут руками хватать и испортят.

— Тогда надо её поставить на дощечку и написать:

«РУКАМИ НЕ ТРОГАТЬ!»

Я обрадовалась:

— Нет у меня никакой дощечки!

Но Коля сказал: «Минуточку!» — и исчез.

Я схватила портфель, мешок со свиньёй и ринулась к дверям, но Люська вцепилась в меня, как клещ, и заорала:

— Коля, держи её!

Коля ворвался в класс и тоже заорал:

— Не могу я одновременно дощечку искать и держать Синицыну!

— Держи Синицыну! — приказала Люська. — Дощечку я сама найду.

И вот мы с Колей остались одни.

Он держал меня за руку. Очень крепко держал.

Мне почему-то стало жарко, я даже забыла о свинье.

Я сказала:

— Пусти!

— Ни за что! — сказал Коля.

— Пусти сейчас же!

— Не пущу, потому что ты убежишь!

Так мы и стояли посреди класса.

Вокруг было солнце. Весёлые пылинки плясали перед доской. Коля крепко держал меня за руку. И вдруг в класс ввалился Пашка Иванов! Он увидел нас и остолбенел:

— Чего это вы делаете?

Коля покраснел и разжал руку. Я бросилась к дверям, но Коля в два прыжка обогнал меня и загородил дверь.

— Цирк! — сказал Иванов и, вместо того чтобы забрать танк, который он забыл, развалился за партой и ехидно уставился на меня и на Колю.

И тут прибежала Люська. В руках она держала старый деревянный стул из тех, что валяются на помойках, — с гнутыми ножками, круглой спинкой и продырявленным сиденьем.

— Театр! — сказал Иванов. — Действие второе.

— Что это ты принесла? — удивился Коля.

— Сиденье надо отломать и сделать дощечку для свиньи, — сказала Люська. — Больше ничего подходящего не было.

— Держи Синицыну, — сказал Коля, — а я дощечку сделаю.

— Я её одна не удержу.

— Иванов, помоги Синицыну держать…

Теперь меня держали Люська и Иванов, а Коля выламывал сиденье.

— У меня не получается, — сказал Коля. — Очень крепко прибито.

Теперь меня держали Люська и Коля, а сиденье выламывал Иванов. Мне надоела вся эта история, и я уже думала: «А, ладно, будь что будет!»

Пионерская комната

Наконец Иванов отодрал сиденье. Коля написал на бумажке «РУКАМИ НЕ ТРОГАТЬ!» и приклеил бумажку к сиденью.

— Готово! — сказал Коля. — Теперь можно нести. Вынимай свинью.

И вот я снова вытащила из мешка свою копилку, нехотя водрузила её на сиденье, и вчетвером, друг за другом, мы направились в пионерскую комнату.

Первый шёл Коля с сиденьем в руках, за ним Люська с пионером, за ней Иванов с танком.

Последняя плелась я.

В пионерской комнате было полно художественных произведений. Они стояли на столах, на полках, на окне. Даже на столик с пионерским горном поставили пластилиновую девочку, которая доила корову. Корова и девочка были сильно похожи друг на друга, а рядом стояло детское ведёрко в два раза больше коровы. Наверное, в это ведёрко девочка надоила молока.

Ещё тут были пластилиновые зайцы, медведи, примерно пять штук пионеров с корзинками, три оленя с рогами и один без рогов.

Павлик раздвинул зайцев и медведей, поставил свой танк прямо посреди конкурса и, довольный, ушёл. Сиденье с хрюшкой Коля осторожно поставил на свободное место возле окна. Люськиного пионера мы поместили рядом с девочкой с коровой.

— Ну что ж, я думаю, второе-то место он займёт, — сказала Люська, с сомнением глядя на своего пионера.

На следующий день

И кончилась моя спокойная жизнь, и начались мои мучения.

Моя свинка сразу понравилась всем. Все бегали в пионерскую комнату на неё смотреть, и я вдруг стала знаменитостью.

После свиньи все бегали смотреть на меня. Во время перемен дверь нашего класса то и дело отворялась, в неё всовывались головы разных возрастов, от семи до двенадцати лет, и спрашивали:

— Где тут Синицына, которая свинью слепила?

А если я выходила в коридор, первоклассники тыкали в меня пальцами и говорили друг другу:

— Вот это её хрюшка!

Но это ещё было ничего. Потом стало хуже.

Дня через три на большой перемене в коридоре вдруг что-то жутко захрипело, откуда-то сверху, с потолка, понеслись странные звуки, как будто кашлял великан, а вслед за ними все услышали слова:

«Раз… два… три… Аллё… аллё… Тамара, ты включила?.. Включай, тебе говорю!»

Снова раздалось странное хрипение, потом тот же голос оглушительно произнёс:

«Внимание-внимание! Говорит наш школьный радиоузел!»

— Починили! — закричали ребята. — Ура! Наш школьный радиоузел починили!

«Начинаем нашу передачу, — сообщил радиоузел. — Передаём школьные новости. Сейчас перед вами выступит председатель совета дружины Федя Порываев».

И радиоузел голосом Феди Порываева стал рассказывать, как пионеры пятого «А» взяли шефство над детским садом, как ученики второго «Б» выпустили сатирическую стенгазету «Шпилька». И вдруг Федя сказал:

«Несколько дней тому назад в нашей школе был объявлен конкурс на лучшее художественное произведение из пластилина. В конкурсе приняли участие многие ученики нашей школы. Вчера состоялось заседание жюри конкурса. Первое место оно единодушно присудило работе ученицы третьего класса «Б» Синицыной Людмилы».

Он ещё что-то говорил. Я не слышала — меня все бросились поздравлять. Первым подбежал Иванов. Он, видно, примчался из буфета — в руке у него был недоеденный пирожок с повидлом.

— Эй, Синицына, слышала? Первое место! Ну, ты дала!

И Вера Евстигнеевна подошла и тоже сказала:

— Поздравляю тебя! Молодец, Люся! Я даже не ожидала!

А Люська всем громко объясняла:

— Если бы не я, она не стала бы в конкурсе участвовать! Это я её уговорила, спросите у неё! Правда, Люсь, это я тебя уговорила?

И тут ко мне подошёл Коля Лыков. Он весь сиял как начищенный пятак. Он сказал торжественно и важно:

— Спасибо, Синицына. От всего нашего третьего звена спасибо. Ты не уронила честь нашего звена.

Я ничего не ответила. Мне хотелось только одного — улизнуть от всех и остаться одной.

— Ты чего не радуешься? — удивилась Люська. — У тебя такой вид, как будто не ты первое место заняла!

И я сказала:

— Знаешь, Люська, у меня разболелась голова.

И все сказали:

— Ой, у неё разболелась голова! Надо попросить Веру Евстигнеевну отпустить её с урока!

И Вера Евстигнеевна — чудеса! — отпустила меня с урока.

Она ласково сказала:

— Иди, Люся, отдохни немножко, погуляй на свежем воздухе, ты заслужила.

И я взяла портфель и пошла в раздевалку.

Нянечка тетя Маруся

В раздевалке нянечка тётя Маруся мыла пол.

Обычно она ворчала, когда ей мешали мыть, но тут она сказала:

— Проходи, проходи, милая! Это не ты Синицына из третьего «Б» будешь?

— Я…

— Ох, дочка, хорошая у тебя свинка вышла! Ты бы и мне такую слепила!

Я ответила тёте Марусе что-то неразборчивое и выскочила на крыльцо. Лицо у меня горело как огонь.

Что было дальше

На следующий день мне ужасно не хотелось идти в школу. Что бы такое придумать? Может, притвориться больной? Ой, кажется, у меня и в самом деле немножечко болит голова!

— Мама, — сказала я за завтраком, — можно, я не пойду в школу? У меня голова болит.

Мама потрогала мой лоб.

— Не дури, Люська, ничего у тебя не болит, температура совершенно нормальная. Просто тебе не хочется идти в школу.

— Мне? Не хочется? Очень даже хочется!

— Вот и иди… И имей в виду: скоро конец четверти, дорог каждый день.

Интервью

Не успела я перешагнуть порог школы, как ко мне подскочил длинный, тощий парень в очках и с блокнотом в руках.

— Синицына? — спросил он грозно.

— Синицына, — испугалась я.

— Людмила?

— Людмила.

— Так. Очень рад. Воскресенский. Виталий. Собственный корреспондент нашего собственного радиоузла… Слушай меня внимательно: сегодня на большой перемене поднимешься на третий этаж в радиорубку.

— Зачем?

— Дашь нашим радиослушателям интервью по поводу конкурса художественной лепки.

…Меня трясло весь урок. Какое ещё интервью? Что я скажу? Может, опять притвориться больной? Сказать, что у меня болит горло? Начать кашлять?

На перемене я поднялась на третий этаж и трясущейся рукой постучалась в маленькую белую дверь. Там, внутри, в маленькой полутёмной комнате сидел и, как видно, меня ждал этот тощий Виталий.

— Ты почему так долго?! Давай быстрее! Садись сюда. Я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай.

Я сказала сдавленным голосом:

— Я не могу. У меня горло болит.

— Это не страшно, — сказал Виталий. — У нас хорошие усилители. Главное, не волнуйся.

— Да не могу я! — зашептала я хриплым шёпотом и изо всех сил замотала головой.

— Тихо! — поднял руку Виталий. — Начинаю передачу…

Он повернул какую-то ручку и гнусавым голосом сказал:

— Внимание-внимание, говорит наш школьный радиоузел…

Я как крикну:

— Не буду я говорить! Меня никто не услышит!

Виталий сделал страшные глаза, замахал руками и важно сказал в микрофон:

— Дорогие друзья! Сейчас перед вами выступит победительница конкурса по художественной лепке, ученица третьего класса «Б» Синицына Людмила… Скажи, пожалуйста, Людмила, это правда, что ты заняла первое место?

Я молчала.

— У Людмилы болит горло, и к тому же она очень скромный человек, — сообщил по радио Виталий. — Скромность украшает человека, но все-таки скажи нам, Людмила, какую работу ты представила на конкурс?

Молчать и дальше было невозможно.

— Свинью, — сказала я хрипло.

— Ах, вот как?! — обрадовался Виталий. — А объясни нам, пожалуйста, почему ты представила на конкурс именно это домашнее животное?

— Ну, потому, что люблю свиней.

— Очень интересно! А поделись, пожалуйста, Людмила, с нашими радиослушателями, как ты лепила свою… своё художественное произведение.

— Очень просто. Взяла и слепила.

— С натуры?

— С чего?

— Я хочу сказать, со свиньи или не со свиньи?

— Ещё бы, конечно, со свиньи!

— А где ты её видела?

— Как где? Мне тётя Рая из Германии привезла…

Ой, что я сказала!.. Я обеими руками зажала рот.

Но Виталий не растерялся:

— Ха-ха-ха! Какая остроумная шутка! Наверно, ты поехала поглядеть на неё в…

— Ну конечно, я поехала поглядеть на неё в зоопарк и вылепила такую же!

— Ха-ха-ха! — снова рассмеялся деревянным смехом Виталий, поглядел на меня и скорчил такую страшную рожу, что у меня похолодело внутри. — Ха-ха-ха! Да ведь все мы знаем, что в зоопарке водятся только дикие свиньи — кабаны!

Тут у меня внутри всё обожгло. Надо было что-то говорить, надо было срочно выходить из положения!

— А она и была дикая, — пробормотала я. — Но я… я взяла над ней шефство, стала за ней ухаживать и приручила её…

Тут Виталий прямо чуть не задохнулся. Наверное, целую минуту он молча, с вытаращенными глазами глядел на меня, но потом спохватился и сказал в микрофон деланно весёлым голосом:

— Дорогие радиослушатели, как видите, Людмила Синицына не только лучший скульптор школы, но и обладает к тому же неплохим чувством юмора… Ну что же, расскажи нам, Людмила, поподробнее — ха-ха-ха! — как ты приручила дикую свинью?

Что мне оставалось делать? Пришлось врать и дальше:

— Гладила её, рассказывала ей сказки, кормила три раза в день…

Пока я говорила, губы у меня были словно деревянные. Я слушала свой голос как будто со стороны и поражалась: «Что я несу?! Господи, что я болтаю?!» Но остановиться уже не могла.

Интервью

— Чем же ты её кормила?

— Чем кормила? Сметаной, манной кашей, бутербродами… Она была злая и дикая, а стала толстая и добрая. И тогда я взяла её и вылепила.

— Ну, что же, благодарю за остроумное интервью, — злобно на меня глядя, сказал Виталий. — Вполне возможно, что Людмила могла бы занять первое место и в конкурсе на лучшую шутку. На этом мы нашу передачу заканчиваем.

Он выключил своё проклятое радио и как зверь напустился на меня.

— Ты что тут порола?! — орал он. — Ты что, ненормальная? Не понимаешь, что нас вся школа слушала?! Могла бы оставить при себе свои идиотские шуточки! — Он схватился за голову и простонал: — Что теперь будет! Ой, что будет!

Но тут дверь в радиорубку распахнулась, и в неё вбежала наша старшая пионервожатая Тамара.

— Синицына, это потрясающе! — с порога закричала она. — В жизни ничего смешней не слышала! Как ты там сказала — сметаной и бутербродами?.. В учительской такой хохот стоял! Ты прямо всех до слёз насмешила!

Делегация первоклассников

На следующей перемене ко мне явилась делегация первоклассников. Они хотели пойти в зоопарк посмотреть на ручную свинью и спрашивали, с чего надо начинать, чтобы приручить пантеру.

Вам смешно? А мне было не до смеха. Они ходили за мной по пятам и требовали, чтобы я рассказала им, в какой именно клетке находится моя свинья и какую еду надо взять для пантеры.

Пришлось им сказать, что моя свинья так растолстела, что перестала помещаться в клетке, и её отправили на ВДНХ в павильон животноводства. А чтобы они не отправились туда, я объяснила им, что в данный момент свинья заболела гриппом и просила к ней никого, кроме меня, не пускать.

Интересно, когда закроется эта выставка? Я не могу больше врать. Я устала от вранья.

Люся, очнись!

Ну когда же, когда закроется эта выставка? Я жду целую неделю, а она всё не закрывается.

Уже целую неделю я плохо сплю и совершенно потеряла аппетит.

Я не выхожу во двор. Я не хочу видеть ни Люську, ни Колю Лыкова. Когда Коля подходит ко мне на перемене, я делаю вид, что забыла что-то в классе, бегу в класс и долго роюсь в портфеле, чтобы только не разговаривать с ним, не видеть его глаз.

После уроков я не жду теперь Люську, а мчусь домой одна.

Дома мне не лучше. Мама пристаёт ко мне, почему я ничего не ем, почему верчусь по ночам как сумасшедшая на своей кровати и с криками просыпаюсь среди ночи?

Папа уверяет маму, что я переутомилась.

— С чего это ей переутомляться? — удивляется мама. — Что она, учится прекрасно? Или много читает? Ты же сам знаешь, какого труда стоит её усадить за книгу!

— Да, — соглашается папа, — это верно. Но, может быть, ей с трудом даётся учёба? Погляди, какая она стала бледная! Какая странная! О чём она всё время думает? Вот, обрати внимание, я говорю сейчас, а она меня не слышит. Уставилась в одну точку… Эй, Люся, о чём ты думаешь? Очнись!

Я вздрогнула:

— Что? Папа, ты, кажется, что-то сказал?

Перед моими глазами на деревянном сиденье плавала зелёная пластилиновая свинья. Глазки у неё были хитрые и недобрые. Она щурила их и подмигивала мне: «Ври! Ври! Ври больше!»

Вокруг толпились люди. Они протягивали к ней руки, они трогали её, несмотря на надпись.

И вдруг какой-то мальчишка схватил её!

«Поглядите, что сейчас будет! — закричал мальчишка. — Выступает ручная дрессированная свинья! Алле-гоп!»

И мальчишка размахивается и подкидывает свинью к потолку.

И на глазах у всех — тут я зажмуриваюсь — она грохается на пол — оглушительный удар! — разваливается на куски, снаружи зелёные, а внутри белые, и из неё выскакивают двадцать копеек и катятся, катятся, катятся… со звоном катятся через всю пионерскую комнату!

Общий крик ужаса!

— По-моему, её надо показать врачу, — говорит папа. — Ты разве не видишь, Лида, с нашей дочерью творится что-то странное!

Вера Евстигнеевна вызывает маму

На уроках я теперь часто вскакивала и просилась выйти. Вера Евстигнеевна смотрела на меня с большим удивлением, но отпускала.

Я мчалась в пионерскую комнату.

Мне казалось, что если я сейчас же не добегу до неё, не открою дверь, то кто-нибудь обязательно уронит свинью на пол.

— Знаешь, Люся, попроси, пожалуйста, маму обязательно зайти в школу, — сказала Вера Евстигнеевна. — Мне надо с ней поговорить.

Час от часу не легче!

О чём она хочет с ней говорить?

Я веду себя последнее время хорошо, не болтаю на уроках, не верчусь по сторонам… А вдруг Вера Евстигнеевна расскажет маме о свинье? Вдруг поведёт в пионерскую комнату?!

— Синицына, — сказала Вера Евстигнеевна, — сколько можно повторять, я ведь уже дважды вызывала тебя к доске! О чём ты думаешь?

Разговор с мамой

— Я не понимаю, почему ты отдала свинку Люсе? Ведь это подарок? — спросила мама.

— Я не насовсем. Она поиграет и отдаст.

— Но она уже целую неделю не возвращает! А вдруг приедет тётя Рая, спросит, где свинка, и получится как-то неудобно, обидится ещё!.. Знаешь, попроси, пожалуйста, Люсю, чтобы она завтра же свинку вернула.

— Ладно, мама. Попрошу.

Завтра выставка наконец закрывается.

Завтра свинья, слава богу, снова будет у меня в руках.

Завтра начнётся нормальная жизнь. Скорее, скорее бы наступило это завтра! Ещё немножко, и я сойду с ума. Я думаю только о свинье. Она всюду мне мерещится. Мне нет покоя ни днём ни ночью. Ночью она снится мне во сне. Днём — наяву.

Я больше не могу так жить.

Зачем он так сказал?

Коля Лыков ходит очень довольный. Он сказал мне, что смотрит на меня теперь новыми глазами.

— Ты так здорово лепишь, а никогда никому об этом и слова не сказала. Я тебя за это уважаю.

Зачем он так сказал?!

— А ты знаешь, Коля, — очень медленно сказала я, — это ведь неправда. Я лепить совсем не умею.

— А как же ты такую замечательную свинью вылепила? — удивился Коля.

— А вдруг это не я её вылепила? Вдруг она готовая была?

— Таких свиней готовых не бывает! Ты, Люся, молодец! Просто молодец!

— Да чего ты заладил — «молодец, молодец»! А вдруг её в магазине купили… за границей… и мне подарили?

— В магазине? За границей?! — Тут Коля захохотал как сумасшедший. — Ну, Синицына, ты даёшь!.. В магазине, ха-ха-ха!.. За границей!

Вот и разговаривай с ним!

…Ох, ну когда же настанет ЗАВТРА!

Новость

Я шла в школу и думала об одном: сегодня кончатся мои мучения. Сегодня. Наконец наступило это СЕГОДНЯ.

Сегодня после уроков я войду в пионерскую комнату.

Положу мою копилку в мешок из-под гуталина.

Принесу её домой, соскоблю с неё пластилин, вымою в ванной, буду тереть мочалкой целый час, чтобы она снова стала такая, как была, чтобы всё стало как было.

Потом я поставлю её на окошко, чтобы солнце светило в её блестящие белые бока, чтобы никто не приставал ко мне больше, не поздравлял и не восхищался.

Чтобы никто не говорил, какая я талантливая.

Чтобы мама обрадовалась и сказала:

«Вот молодец, что взяла её у Люси, ведь сегодня приедет тётя Рая!»

И приедет тётя Рая, и скажет:

«Ну, как там наша свинка? Не разбила ты её?»

И я скажу:

«Нет, не разбила».

И всё будет как раньше.

Как будто никогда и не было этого ужасного конкурса!

Как будто я не занимала первого места!

Как будто меня никто не хвалил и не поздравлял!

Никто!

Никогда!

Никогда!

Не было этого, и всё.

Не было.

В раздевалке ко мне подбежал сияющий Коля:

— Люся, ты ещё не слышала новость?! Тебя рекомендовали на районную выставку!

Я плачу...

Я посмотрела на Колю.

Я ничего не сказала, только посмотрела, и всё.

Портфель сам собой выскользнул из моих пальцев.

Солнце било мне в глаза. Я их закрыла.

— Что с тобой? — сказал Коля. — Ты разве не рада?

— Р… рада…

— Ты чего?! — испугался Коля. — Синицына, ты чего?! Плачешь ты, что ли?

— Я? И не думаю!

Я отвернулась от Коли, уткнулась носом в чьё-то пальто, обхватила его руками… и заревела в полный голос.

— Да что с тобой?! Люсь, перестань! Ну пожалуйста, перестань! Ну что с тобой? Все же смотрят!

Но я не могла остановиться.

Я обнимала чьё-то серое пальто, потом влезла в него с головой и плакала навзрыд в его тёмной серёдке. Как хорошо, что мне не видно было ни Коли, который дёргал меня за рукав, ни двух первоклассников, которые говорили друг другу: «Гляди-ка, в третьем, а ревёт!» — ни солнца в окне, ни галош на полу…

— Слушай, немедленно пойдём отсюда! — сказал Коля. — Если ты не можешь идти в класс, пойдём на улицу!

Он схватил меня за руку и силой поволок на крыльцо.

— Пойдём в тот скверик, — сказал Коля. — Пошли скорей, пока нас никто не видит.

...и признаюсь во всем Коле

Мы сидели в сквере на лавочке. Я всхлипывала и вытирала лицо Колиным платком. Рядом кружились и гулькали голуби.

— Ну, говори, — сказал Коля. — Рассказывай, почему ты плачешь?

Я набрала в лёгкие побольше воздуху. Глотнула его, как будто шла на дно.

— Коля… я всех обманула… Я не лепила эту свинью.

— Как не лепила?! — испугался Коля. — А кто же её лепил?

— Она была готовая. Я её пластилином обмазала.

— Как… обмазала?

— Вот так. Взяла и обмазала. Мне хотелось первое место занять.

Коля смотрел на меня во все глаза. Он был белый как мел.

— Синицына, ты не шутишь? — тихо сказал он.

— Не шучу.

— Что же теперь делать?

— Не знаю.

Коля вскочил.

— Что же мы тут сидим? Ведь её могут сейчас увезти на районную выставку! Синицына, что же мы сидим?! Надо её немедленно оттуда взять! Понимаешь, немедленно!.. А ну, вставай! Бежим в школу!

И мы бросились в школу.

В школе

В школе было тихо.

В пустых коридорах слышно было, как за дверьми классов что-то гулко и неразборчиво говорили учителя, сверкали навощённые полы, портреты отличников учёбы провожали нас строгими взглядами.

Задыхаясь, мы добежали до пионерской комнаты.

Пионерская комната была закрыта.

Коля изо всех сил затряс дверь.

— Эх, закрыто!.. Что же делать?

— Может, в окно влезть?

— В окно? Что же, получится, что мы воры?

— А в дверь? Тоже ведь воры.

— Эх! — сказал Коля отчаянно. — Воры так воры! В окно так в окно!

И мы помчались на улицу, в школьный двор, куда выходило окно пионерской комнаты. А выходило оно в школьный сад, рядом росли деревья, и не было, к счастью, никого, кто бы мог нас увидеть.

Окно пионерской комнаты тоже оказалось закрыто, зато форточка была распахнута настежь.

Не знаю, как это вышло, до сих пор я ни разу в жизни не лазила в форточку и не знала, как это делается, но только через несколько минут мы с Колей уже стояли посреди пионерской комнаты. Я держала в руках свинью, а Коля дрожащими руками пытался развязать мешок для обуви, который, как назло, не развязывался.

— Ладно, плевать! — сказал Коля. — Понесём так.

И вдруг в этот самый момент — мы окаменели — в дверях кто-то зазвякал ключом и голос старшей пионервожатой Тамары сердито сказал:

— Опять заело, ну что ты будешь делать!

Мы с Колей поглядели друг на друга, потом оба уставились на дверь, потом на форточку, но с места не сдвинулись. Похоже было, что мы оба приросли к полу.

— Ну вот, наконец…

Дверь распахнулась, и вошла Тамара.

Вошла и тоже окаменела.

Теперь в пионерской комнате стояло три каменных изваяния. Можно было подумать, что мы все трое тоже художественные произведения, но только большие, в человеческий рост. На лицах двух произведений был изображён ужас. Лицо третьего, с открытым ртом и вытаращенными глазами, выражало крайнюю степень изумления.

— Гм, — наконец сказала Тамара, закрыв рот. — Синицына, Лыков, как вы сюда попали?

— Да вот… зашли, — сказал Коля.

— Каким образом?

— В окно, — беспечно сказал Коля, только уши его пылали, как два фонаря. — Дверь-то закрыта была…

— Интересно, — с подозрительным и хмурым видом сказала Тамара. — В окно, значит, зашли?.. Ну, Лыков, от тебя я этого не ожидала!.. А что вы, собственно говоря, здесь делаете?

— Мы?.. Смотрим вот это художественное произведение… Вот она смотрит… Она по нему соскучилась.

Я принялась вертеть в руках пластилиновую свинью, делать вид, что ужасно по ней соскучилась. Я даже, кажется, стала гладить её по спине.

— Синицына, положи экспонат на место, испортишь! Сегодня мы отправляем его на районную выставку.

Я подняла голову.

— Тамарочка! — сказала я умоляюще. — Знаешь что, можно я её заберу? Я не хочу, чтобы её отправляли!

— То есть как это заберёшь?!

— Она плохая, понимаешь?

— Как это плохая?! Она же у нас первое место заняла!

— Ну и что? — сказал Коля. — Это ошибка была. Ты погляди только, какая она плохая! Просто смотреть тошно! Нет, надо её забрать! Суй её, Синицына, в мешок!

— Как так «суй в мешок»! — возмутилась Тамара. — Синицына, а ну, отдай свинью, а то я сейчас тётю Марусю позову!.. Тётя Маруся! Тётя Маруся!

Она стала одновременно звать тётю Марусю и вырывать мешок у меня из рук. Она была длинная, и пальцы у неё были цепкие, как клещи. Она вцепилась в мою свинью, но я рванула копилку к себе и кинулась к дверям.

— Беги! — крикнул Коля и преградил Тамаре путь.

— Отдай! — завопила Тамара. — Я директору пожалуюсь! Николай Васильевич! Николай Васильевич! Тётя Маруся!

— Иду-у! — В дверях, перед самым моим носом, выросла дородная фигура тёти Маруси в синем халате.

Тётя Маруся растопырила руки, и я уткнулась носом прямо в её большой нагрудный карман.

— Попалась! — крикнула тётя Маруся. — А ну, говори, чего хулиганила?!

И тут затрещал звонок.

Конец зеленой свиньи

Нечего и говорить, что через две минуты в пионерской комнате было уже полно народу.

— Они хотели экспонат похитить, а я не дала! — объясняла всем Тамара. — Представляете, они в форточку влезли, они хотели наше лучшее художественное произведение украсть!

— А на вид такие смирные! — качала головой тётя Маруся. — Эх, пороть вас некому!

— Да мы вовсе не украсть! — волновался Коля. — Это ведь её свинья, собственная. Что хочет, то и может с ней делать!

— Её? Как бы не так! Этот экспонат первое место занял! Он уже всей школе принадлежит! Мы его на районную выставку отправляем!

Мне вдруг всё надоело, и эта бестолковая Тамара, и этот шум в пионерской комнате, и эта проклятая зелёная моя мучительница…

— Никуда вы её не отправите, — тихо сказала я. — Дай-ка, Тамара, мне её на минутку. Не бойся, честное слово, всего на минутку!

— А ты не убежишь?

— Не убегу. Если хочешь, можешь меня держать.

— Тогда на, — сказала Тамара. — Но только на одну минутку!

Я взяла в руки мою зелёную свинку.

— Я сейчас покажу вам один маленький фокус, — сказала я. — Вот, глядите… — И я размахнулась и изо всей силы бухнула зелёную свинью об пол.

Конец всей истории

Мы с Колей шли из школы.

Светило солнце. Прыгали в лужах воробьи. Была весна, конец последней четверти. В одной руке я тащила портфель, в другой — мешок из-под гуталина, в котором лежали два белых фарфоровых черепка, обмазанных сверху зелёным пластилином.

— Завтра вся школа узнает, — говорил Коля.

— Ну и пусть узнает!

— Тебя дразнить будут.

— Ну и пусть дразнят! Так мне и надо!

— Слушай, а может быть, зря ты это сделала? Ведь никто бы не узнал ничего, а?

— Нет, не зря. Сам знаешь, я сделала это не зря.

— Да, — сказал Коля и повторил задумчиво: — Да, ты сделала это не зря.

Я шла, размахивая мешком.

Завтра вся школа будет говорить, какая я обманщица. Все, все, все, от первоклассников до директора школы, узнают об этом. Ну и пусть! Так мне и надо!

А сейчас у меня на душе было легко и весело. Как будто тяжёлый груз свалился с моей души, и груз этот лежал сейчас в мешке из-под гуталина.

Никогда! Никогда в жизни я не буду больше обманывать!

80
+67
13

Похожие рассказы