Здесь я и живу
Итак, жили-были два таких друга, два таких друга, каких и на свете-то не бывает. А дружба их была давняя. Еще позавчера гном Хёрбе и леший Цвоттель решили никогда в жизни не расставаться.
Вот и сейчас они сидели рядышком, окруженные Дитрихом Корешком, Кайлем Хромоножкой, Сеффом Ворчуном и трусишкой Лойбнером. На большом камне был разложен обед.
– Ничего нет вкуснее брусничного варенья! – приговаривал, облизываясь, леший Цвоттель.
После обеда все отправились по домам. На лужайке Дитрих Корешок и Кайль Хромоножка попрощались и пошли в свою сторону, а Сефф Ворчун с трусишкой Лойбнером, помахав рукой, свернули к своему дому. Хёрбе повел своего лучшего друга лешего к зарослям клюквы.
– Вот здесь я и живу, Цвоттель, – сказал гном. Леший огляделся по сторонам.
– Не морочь мне голову, – обиделся он. – Здесь только заросли клюквы, еще какие-то кусты. Вроде папоротник. Вон камень. Ручеек из-под него вытекает. И все. Никакого дома нет.
– Гномы не такие простаки, чтобы строить дома у всех на виду! – рассмеялся Хёрбе. – Попробуй найти его сам.
– Это я мигом! – похвастал леший. – От меня ничего не спрячешь.
Постепенно стемнело. Последние лучи низкого солнца сквозили по стволам деревьев. Синие тени лежали на желтых дорожках. Леший Цвоттель раздвинул золотистые стебли папоротника и просунул между ними голову.
– Холодно! – закричал гном.
– А там? – Цвоттель показал рукой на заросли клюквы.
– Еще холоднее!
Леший кинулся к орешнику.
– Уж здесь-то наверняка. Угу. Больше негде.
Хёрбе хохотал уже вовсю.
– Напрягись, Цвоттель. Не то совсем замерзнешь!
Леший совсем сбился с ног. Он раздвигал кусты, протискивался в самые густые заросли, совал нос в мышиные норки. Все напрасно!
– Слушай, гном, – рассердился он, – если бы я не был уверен, что ты мой лучший друг, сто раз плюнул бы на все это дело.
И он снова принялся за поиски. Вдруг Хёрбе закричал:
– Горячо! Горячо! Смотри, не спали свой хвост, леший!
Цвоттель взъярился:
– За дурачка меня принимаешь, гном? Это же всего-навсего куча хвороста!
– Ты так считаешь? – хитро усмехнулся Хёрбе. – Гляди!
И он раздвинул ветки. Вот он, дом! Аккуратно сбитый из дощечек, а крыша крыта ветками.
– Ого, какой дом! – изумился Цвоттель. – А крыша-то, крыша! Золотая, как осенние листья!
Не знал еще леший Цвоттель, что крыши гномьих домов, как и их шляпы, меняют цвет по временам года. Осенью они – золотые, зимой – белые, летом – зеленые, а весной – голубые. Не знал, не ведал этого Цвоттель. Но ничего, ему еще много интересного предстоит узнать.
Добро пожаловать!
Никогда еще Цвоттелю не приходилось бывать в доме. Да и дом-то он видел впервые в жизни. Осторожно, на цыпочках он вошел следом за гномом. Затаив дыхание, обошел всю комнату. Ну и ну! Вот странности!
– Добро пожаловать, друг леший! – гостеприимно развел руками Хёрбе. – Будь как дома. Располагайся. У меня просторно – обоим места хватит. А я пока сварю кашу. Не возражаешь?
Как это Цвоттель мог возражать, когда он и в глаза никогда каши не видел! Да что каша! Здесь и без нее полно всяких непонятностей. Леший прислонился к двери и решил хорошенько осмотреться. Обо всех этих штуковинах, наставленных на полу и навешанных на стены, он и понятия не имел. Не знал он, что стол – это стол, стул – это стул, а шкаф – это шкаф. С любопытством оглядывал полку с глиняными горшками, окно, подоконник, кровать, хлебный ларь. А что это такое? Громадина. Полкомнаты занимает. В каменном брюхе у нее три железные двери. Справа большая, а слева две маленькие, одна над другой.
Хёрбе распахнул обе маленькие дверцы. В верхнюю сунул несколько поленьев. Вытащил из-под шляпы кремень и трут. Высек искру.
– Стой! – всполошился Цвоттель. – Вспомни про хворост над головой. Сейчас как полыхнет!
– Не бойся, леший. Это я печку растапливаю, – объяснил гном и сунул тлеющий трут в нижнюю дверцу, подлежащие на решетке поленья. Потом надул щеки и стал раздувать огонь в печи. Вот уже и затрещали дрова.
– Слышишь, как весело потрескивает? – сказал Хёрбе. Он подбросил еще дровишек, потом закрыл верхнюю дверцу. А нижнюю оставил чуть приоткрытой.
– Запоминай, леший, – учил он Цвоттеля. – Нижняя дверца – это поддувало. Огню нужен воздух. Тогда он по-настоящему разгорится.
– И останется внутри, в этом белом ящике? – опасливо спросил Цвоттель.
– Куда же он денется? Разгорится, согреет печку. А печка – комнату. И плита раскалится. Тогда и кашу можно на ней сварить.
– А дым нам глаза не разъест?
– Дым через дымоход уйдет на улицу. Отличную печку сложил Мёллер Печник.
– Мёллер? Печник?
– Ну да, печник. И каменщик. А еще трубочист. Два раза в год он обходит все дома в Ближнем лесу и прочищает дымоходы. Весной и в начале зимы. Мёллер Печник – надежный работник, – сказал Хёрбе и принялся варить кашу.
Загогулина
Самая густая каша получается из муки буковых орешков. Самая сладкая каша – на ежевичном сиропе. Самая душистая – если ее заправишь лепестками арники.
Самая жирная – от столовой ложки орехового масла. И самая красивая каша получается, когда ее украсишь веточкой сушеной мяты.
– Готово! Садись есть, леший.
Хёрбе достал с полки две тарелки, наполнил их горячей кашей и поставил на стол.
– Вот тебе ложка, леший.
Цвоттель обнюхал непонятную деревянную штуковину и подозрительно спросил:
– Для чего эта загогулина?
Хёрбе рассмеялся.
– Я же тебе сказал, Цвоттель, это ложка. Зачерпывай ею кашу и отправляй в рот. Вот так, понятно?
– Ха! – воскликнул Цвоттель. – Нужна мне твоя загогулина! Да мой язык получше любой загогулины. Лешие не зачерпывают. Они вылизывают. Гляди!
Гном не успел и ахнуть, как леший Цвоттель сунул кончик языка в самую середку горячей каши.
– А-а-а! – завопил леший, хватаясь лапой за обожженный язык.
Он просто ошалел от неожиданности. Ни разу в жизни не пробовал он ничего вареного, а тем более горячей каши.
Гному стало его жалко.
– Попробуй все-таки ложкой, Цвоттель, – сказал он мягко. – Зачерпни для начала немного и подуй, чтобы каша остыла.
Цвоттель опасливо глядел на дымящуюся кашу.
Не лучше ли нарвать ягод? И сыт будешь, и язык не обожжешь. Наконец он решился, копнул ложкой кашу и долго-долго дул на нее, разбрызгивая по столу. Потом осторожно сунул ложку в рот. И застыл, зажмурился.
– Ну, как, Цвоттель? – нетерпеливо спросил Хёрбе. Цвоттель сморщил нос, открыл один глаз, потом второй.
Облизнулся.
– Да-аа, – сказал он, – вот, значит, что такое каша. Ничего. Сладкая. Если бы еще не была такой горячей.
После третьей ложки леший вошел во вкус. Он быстро опустошил тарелку.
Орудовать ложкой он умел еще плохо и весь заляпался. Клочья каши висели на его животе.
– Надень-ка фартук, леший, – сказал Хёрбе. – Смотри, как ты извозился.
– Не смеши меня, гном! – воскликнул Цвоттель. – Лешие не носят фартуков. А с кашей они расправляются по-своему.
И леший Цвоттель быстро и ловко стал слизывать с себя кашу.
Язык его так и ходил по лохматой шерсти живота и лап. Через минуту он сидел гладенький, прилизанный и чистенький. Ни крошки каши не осталось нигде.
– Вот так-то, гном! Учись! – сказал довольный и сытый леший.
