Было то или не было — жил бедный сирота, ничего и никого у него не было. Раздобыл он однажды зерна и отнес на мельницу молоть. Пришел на ту же мельницу один безбородый обманщик, тоже принес зерно. Смолол сирота свое зерно. Собрался уходить, а безбородый обманщик ему: Пойдем вместе.
— Пойдем, — говорит сирота. Пошли. Идут.
— Знаешь, что? — сказал безбородый.
— Что?
— Давай мою муку замесим, твою подсыплем; а твою замесим, мою подсыплем.
— Очень хорошо, — говорит сирота.
Замесили тесто из муки обманщика, подсыпали муку сироты, испекли славный румяный хлеб. Посмотрел на хлеб безбородый и говорит:
— Давай поспорим: кто лучше солжет, тому и хлеб достанется.
— Хорошо, — говорит сирота.
— Был у нас гусь один, — начал безбородый обманщик, — его еще мой дед вырастил. Такой это был гусь чудесный: какая бы работа ни была — в доме ли, в поле ли, пахота ли, косьба ли, — со всем он один управляется. Сяду, бывало, на него и поеду: то полем прокачусь, то в горы поеду. Вот однажды едем мы полем. Вдруг, к несчастью, шакал — бросился на нас и вырвал у моего гуся весь бок. Упал гусь, умирает. Догадался я, срубил дерево, сплел из веток плетенку и залатал ему бок. Вскочил гусь, сел я на него, и поскакали домой... А теперь твой черед, сиротинка. Начал сирота:
— У моего отца был пчельник в сто ульев. Отец каждый день, бывало, обходил его и всех пчел пересчитывал. Вот сосчитал он однажды — не хватает одной пчелы. Тотчас бросились все туда-сюда — ищут, никак пропавшей пчелы не найдут. Узнали, что застряла пчелка за морем—сломала ножку, поймали ее там какие-то разбойники, запрягли в плуг, и пашет бедная пчелка им землю. Пришел туда мой отец, увидел, рассердился очень: «Как! Кто вам дал ее?» Не уступают те. Схватил отец за ухо пчелку и тащит ее. Оторвалась у пчелки голова и осталась в руках у отца. Достал отец орех из кармана, помазал пчелке шейку и привязал голову. Выросло из пчелиной шейки большущее ореховое дерево. Росло, росло дерево, столько на нем орехов, столько, — только и делаем, что сбиваем их да носим продавать.
Пристала к этому дереву ворона, все орехи сгрызла. Бросил отец ком земли в ворону, застрял ком на дереве. Вырос ком, вытянулся, раскинулось на дереве огромное поле — хоть паши, хоть сей. Разбили мы на нем виноградник, вытянулась лоза, налилась ягодами, да какими — даже врагу весело смотреть. Висит виноград гроздьями, да все пунцовыми. Мы ждем — вот-вот собирать начнем, как вдруг, откуда ни возьмись, появилась шакал-лиса, разнесла весь наш виноградник, все съела, все уничтожила — совсем нас разорила. Решил я: «Пойду-ка подстерегу, поймаю и. задам ей—хвостом камни заставлю кидать, узнает она меня!» Сказано — сделано. Отыскал я лазейку, сквозь которую лиса в виноградник пробиралась, сел, жду; смотрю, идет кто-то, шумит. У меня сердце от страха лопается: сам дрожу, сам радуюсь, жду, вот-вот шакал-лису увижу. И вправду, появилась шакал-лиса. Хвать я ее за хвост, поймал, держу. Вытащил плеть и давай стегать ее. Дай бог тебе счастья — разделал я ее вдоль и поперек. Я ее луплю, а она все бумаги какие-то исписанные да сор сыплет.
— А что же написано на тех бумагах? — перебил безбородый обманщик.
— Сироте — хлеб, а безбородому — сор. Достался хлеб сироте.
