Рассказывают, что был в древние времена и минувшие века купец из купцов в землях хорасанских, которого звали Маджд-ад-дин.
И имел он много денег, и рабов, и невольников, и слуг, но только достиг он шестидесяти лет жизни, и не досталось ему ребёнка. А после этого послал ему Аллах великий сына, и назвал он его Али. И когда мальчик вырос, стал он подобен луне в ночь полноты. Когда же он достиг возраста мужей и приобрёл все качества совершённых, его отец заболел смертельной болезнью и призвал к себе своего сына и сказал ему; «О дитя моё, приблизилось время моей гибели, и я хочу дать тебе наставление». – «А какое, о батюшка?» – спросил Али. И его отец сказал: «О дитя моё, завещаю тебе, – не общайся ни с кем из людей и сторонись того, кто навлекает вред и беду. Берегись злого собеседника – он подобен кузнецу: если тебя не обожжёт его огонь, повредит тебе его дым. А как хороши слова поэта:
Уж не от кого теперь любви ожидать тебе,
И если обманет рок, не будет уж верен друг,
Живи в одиночестве и впредь никому не верь —
Я дал тебе искренний совет – и достаточно.
И слова другого:
Все люди – недуг сокрытый,
На них ты не полагайся.
У них обманы и козни,
Когда ты про них узнаешь.
И слова другого:
От встреч с людьми мы только получаем
Пустую болтовню и пересуды.
Встречайся мало ты с людьми – и только,
Чтоб стать ученей иль дела поправить.
Или слова другого:
Когда людей испробует разумный —
Я раскусил их, – и их нрав узнает,
Увидит, что обманчива любовь их,
А вера их, увидит он, – притворство».
«О батюшка, я выслушал и повинуюсь. А ещё что мне делать?» – спросил Али. И его отец сказал: «Делай добро, когда можешь, и постоянно твори с людьми благие дела. Пользуйся случаем и расточай милости – не во всякое время удаются стремления, и как хороши слова поэта:
Не во всякий, ты помни, миг и минуту
Удаётся свершить дела нам благие.
Так спеши же навстречу им, когда можешь,
Опасаясь, что вновь придёт затрудненье».
И юноша сказал: «Я выслушал и повинуюсь…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста девятая ночь.
Когда же настала триста девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что юноша сказал своему отцу: „Я выслушал и повинуюсь. А что потом?“ И его отец сказал: «О дитя моё, сохраняй повиновенье Аллаху, он сохранит тебя; береги свои деньги и не будь неумеренным, если ты станешь неумеренно их тратить, будешь нуждаться в ничтожнейшем из людей. Знай, что человек стоит столько, сколько имеет его десница, а как хороши слова поэта:
Коль деньги мои скудны, не дружен со мной друг,
А если побольше их – все люди друзья мне.
Как много врагов моих за деньги со мной дрожат,
И сколько, как денег нет, друзей мне враждебны!»
«А потом что?» – спросил Али. И его отец сказал: «О дитя моё, советуйся с теми, кто старше тебя годами, и не спеши к тому делу, которого хочешь. Жалей того, кто ниже тебя – пожалеет тебя тот, кто выше тебя, – и не обижай никого – не то Аллах даст над тобою власть тому, кто тебя обидит. Как хороши слова поэта:
Сочетай с твоей ты другого мысль и советуйся —
От двух не скрыто правильное мненье,
Муж-зеркало, где лицо его отражается,
А в два зеркала может видеть он затылок.
И слова другого:
Помедли и не спеши к тому, чего хочешь ты,
И к людям будь милостив, чтоб милость к себе найти,
Над всякой десницею десница всевышнего,
И всякий злодей всегда злодеем испытан был.
Или слова другого:
Не будь притеснителем, когда только можешь ты —
Всегда притесняющий на лезвии мести.
Коль очи и спят твои, обиженный бодрствует,
Кляня тебя, и не спит глаз зорки» Аллаха.
И берегись пить вино – в нем начало всякого зла; вине прогоняет ум и бесчестит вьющего, и как хороши слова поэта:
Аллахом клянусь, вино не будет пьянить меня,
Пока связан с телом дух, и ясность со словом!
Стремиться к прохладному вину я не буду впредь,
И друга возьму себе и только из трезвых.
Вот моё наставление тебе. Держи его у себя перед глазами, и Аллах преемник мой для тебя».
И потом он обмер и некоторое время молчал, а очнувшись, попросил прощенья у Аллаха и произнёс оба исповедания [345], и преставился к милости Аллаха великого. И заплакал о нем его сын и зарыдал, а потом принялся обряжать его, как подобает. И шли в похоронном шествии великие и малые, и чтецы стали читать, вставши вокруг гробницы, и сын не упустил ничего, что должно, и все сделал.
И затем об умершем помолились и похоронили его в земле, и написали на могиле такое двустишие:
Из праха создан, сделался живим ты, И научился ясности ты в речи.
Во прах вернувшись снова, стал ты мёртвым, Как будто праха и не покидал ты, И печалился по нем сын его Али-Шар сильной печалью, и принимал соболезнования, согласно обычаю знатных, и продолжал он печалиться по отце, пока не умерла его мать через малое время после отца. И он сделал для своей матери то же, что сделал для отца. И после этого он стал сидеть в лавке, продавая и покупая, и не общался ни с кем из тварей Аллаха великого, поступая по наставлению своего отца, и жид он так в течение года. А через год вошли к нему, с помощью хитрости, дети непотребных женщин и завели с ним дружбу, так что он склонился с ними к разврату и отвернулся от прямого пути. И стал он пить вино кубками, и ходил к красавицам и утром и вечером, и говорил про себя: «Отец собрал для меня эти деньги, и если я не буду их тратить, то кому же я их оставлю? Клянусь Аллахом, я буду делать лишь так, как сказал поэт:
Если будешь ты проводить весь век, Когда богатства, сбирая их, То когда же тем, что собрать успел И скопил себе, насладишься ты?»
И Али-Шар непрестанно сыпал деньгами, в часы ночи и часы дня, пока не извёл все свои деньги и не обеднел. И положение его ухудшилось, и ум его замутился, и он продал лавку и помещение и прочее, а потом после этого он продал носильное платье и ничего не оставил себе, кроме одной смены одежды. И когда минуло опьянение и пришло размышление, он впал в горесть.
И однажды он просидел от утра до вечера, не вкушая пищи, и сказал себе: «Я обойду тех, на кого я тратил своп деньги: может быть, кто-нибудь из них меня накормит в сегодняшний день». И он обошёл всех друзей, но всякий раз, как он стучался к кому-нибудь в дверь, хозяин оказывался отсутствующим и прятался от Али, так что его стал жечь голод. И он пошёл на рынок купцов…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста десятая ночь.
Когда же настала триста десятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Али-Шара стал жечь голод, и он отправился на рынок купцов и увидел толпу людей, собравшихся тесным кольцом. И он сказал про себя: „Посмотрю-ка, что за причина тому, что эти люди собрались. Клянусь Аллахом, я не двинусь отсюда, пока не погляжу, что в этом круге!“ И подошёл к кругу и увидел высокую девушку со стройным станом, розовыми щеками и крепкой грудью, превосходившую людей своего времени красотой, прелестью, блеском и совершенством, как сказал о ней один из описывавших её:
Она была создана, как хочет, и вылита
По форме красы самой – не меньше и не длинней.
Влюбилась в лицо её затем красота сама,
Разлука хулит её, надменность, предательство.
Луна – её лик, и ветка гибкая – стан её.
И мускус – дыхание, и твари подобной нет.
Она будто вылита в воде свежих жемчугов,
И в каждой конечности луна её прелести.
А имя этой невольницы было Зумурруд. И когда увидел её Али-Шар, он удивился её красоте и прелести и воскликнул: «Клянусь Аллахом, я не уйду, пока не увижу, до какого предела дойдёт цена за эту девушку, и не узнаю, кто её купил».
И он встал среди купцов, и те подумали, что он покупает, так как знали, что он богат деньгами, которые получил в наследство от родителей. И посредник встал подле невольницы и сказал: «О купцы, о люди с деньгами, кто откроет ворота цены этой девушки, госпожи лун и блестящей жемчужины, Зумурруд изготовляющей занавески, желанной для ищущего, услады для желающего? Открывайте ворота – нет ни упрёка на тех, кто откроет их, ни укора».
И один из купцов сказал: «За мной пятьсот динаров». А другой сказал: «И ещё десять». И сказал один старик по имени Рашид-ад-дин, – а он был голубоглазый [346] безобразный по внешности: «И ещё сто». А другой сказал: «И ещё десять». И тогда Рашид-ад-дин воскликнул: «За тысячу!» И купцы заперли свои языки и замолчали. И посредник посоветовался с владельцем девушки, и тот сказал: «Клянусь, я продам её лишь тому, кого она выберет! Посоветуйся с нею».
И посредник подошёл к девушке и сказал: «О госпожа лун, этот купец хочет тебя купить». И девушка посмотрела на него и увидела, что он такой, как мы упомянули, и сказала посреднику: «Меня не продадут старику, которого дряхлость ввергла в наихудшее состояние. От Аллаха дар того, кто сказал:
Просил я лобзания, она же увидела,
Что сед я (а я тогда богато, счастливо жил),
И молвила, отвратясь поспешно: «О нет, клянусь
Я тем, кто из ничего весь род сотворил людской, —
Охоты до белизны седин не имею я,
И буду ль, пока жива, напихивать хлопком рот?»
И когда посредник услышал её слова, он сказал ей: «Клянусь Аллахом, тебе простительно, и цена за тебя десять тысяч динаров!»
И он осведомил хозяина девушки о том, что она не согласна быть проданной этому старику, и хозяин сказал: «Предложи ей кого-нибудь другого».
И выступил вперёд другой человек и сказал: «Продай мне её за ту цену, которую давал старец, неугодный ей!» И девушка посмотрела на него и увидела, что у него крашеная борода, и сказала: «Что такое этот порок и бесславье и чернота лика седины!»
И она выразила удивление и произнесла такие стихи:
«Явил такой-то все, что мне явил он, —
Затылок, клянусь богом, туфлей битый,
И бороду, где для зверей просторно,
И рог, весь согнутый верёвкой крепкой.
О ты, влюбившийся в мой стаи и щеку,
О невозможном грезишь ты беспечно!
Пороками окрасил ты седины,
Скрываешь то, что есть, чтоб ухитриться,
С одной бородой уйдя, с другой приходишь,
Как будто ты показываешь тени [347].
А как хороши слова поэта:
Сказала: «Ты седину покрасил». И молвил я:
«Я скрыл её от тебя, о зренье моё и слух».
Сказала она тогда со смехом: «Вот диво-то,
Подделка умножилась, проникла и в волосы».
И посредник, услышав её стихи, воскликнул: «Клянусь Аллахом, ты сказала правду!» А купец спросил: «Что она сказала?» И посредник повторил ему стихи, и купец понял, что правда против него, и отказался от девушки.
И выступил вперёд другой купец и сказал: «Предложи ей меня за ту цену, которую ты слышала». И она взглянула на него и увидела, что он кривой, и сказала: «Это кривой, и поэт сказал о нем:
С кривыми ты и день один не дружи,
Их лжи страшись, и злобы их бойся ты»
Коль было бы в кривых добро малое,
Не сделал бы слепыми их глаз Аллах».
«Будешь ли ты продана этому купцу?» – спросил девушку посредник. И она посмотрела на него и увидела, что он короткий, а борода у него свисаес до пупка, и молвила: «Это тот, о ком поэт сказал:
Есть друг у нас, имеет он бороду —
Без пользы нам Аллах её вырастил.
Как будто ночь для нас она зимняя —
Предлинная, холодная, тёмная».
И тогда посредник сказал ей: «О госпожа, посмотри, кто тебе нравится из присутствующих, и скажи, чтобы я продал тебя ему». И девушка посмотрела на кружок купцов, и стала вглядываться в одного за другим, и её взор упал на Али-Шара…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста одиннадцатая ночь.
Когда же настала триста одиннадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда взор девушки упал на Али-Шара, она посмотрела на него взглядом, оставившим после себя тысячу вздохов, и её сердце привязалось к нему, так как он был редкостно красив и приятнее» чем северный ветерок.
И она сказала: «О посредник, я буду продана только этому, – моему господину, чьё лицо прекрасно и стан строен, и сказал о нем один из описывающих:
Как прекрасен её лик,
И влюблённых корят потом,
Хоть хотели укрыть меня,
Пусть бы скрыли твой дивный лик!
Никто не будет владеть мною, кроме него, так как щеки его овальны, а влага уст его – Сельсебиль и слюна его излечивает больного, а прелести его смущают нанизывающего и рассыпающего, как сказал о нем поэт:
Слюна его – вино, а дыханье —
Что мускус, и камфора-улыбка.
Ридван [348] его из райских врат выпустил —
Боялся он для гурий соблазна.
Корят его за гордость все ближние,
Но месяцу, коль горд он, прощают.
Он обладатель кудрявых волос и розовых щёк и колдующих взоров, о которых сказал поэт:
Газель обещала мне, что близость мне даст свою,
И сердце в волнении, и глаз в ожидании.
Глаза мне ручаются, что правду он обещал,
Но как обещание исполнят, усталые?
А другой сказал:
Говорят: «Пушка уже видна надпись вдоль щёк его,
Как любить его, коль уж выступил молодой пушок?
Я сказал: «Довольно корить меня, перестаньте же!
Коль верна та надпись, тогда она подделана!
И навеки рай нам дадут плоды со щеки его —
Доказательство – влага Каусара [349] на устах его».
Услышав, какие стихи произнесла девушка о красоте Али-Шара, посредник удивился её красноречию и сиянию её блеска, и владелец её сказал ему: «Не удивляйся её блеску, который позорит дневное солнце, и тому, что она хранит в памяти нежные стихи: вместе с этим она читает великий Коран по семью чтениям [350] и передаёт благородные предания в правильных изводах, и пишет семью почерками, и знает из наук то, чего не знает учёный пресведущий. Её руки лучше золота и серебра, – она делает шёлковые занавески и продаёт их и наживает на каждой пятьдесят динаров, и она изготовляет занавеску в восемь дней». – «О, счастье тому, у кого она будет в доме и кто сделает её своим тайным сокровищем!» – воскликнул посредник. И владелец девушки сказал: «Продай её всякому, кого она захочет!» И посредник вернулся к Али-Шару и поцеловал ему ругай и сказал: «О господин, купи эту невольницу – она тебя выбрала».
И он рассказал Али-Шару, каковы её качества и что она знает, и промолвил: «На здоровье тебе, если ты её купишь, – одарил тебя тот, кто не скупится на дары». И АлиШар промолчал некоторое время, смеясь над самим собою и говоря про себя: «Я не имею пищи, но я боюсь дурного от купцов, если скажу: „У меня нет денег, чтобы купить её“.
И девушка увидела, что Али-Шар опустил голову, и сказала посреднику: «Возьми меня за руку и отведи меня к нему; я покажу ему себя и соблазню его меня взять – меня не продадут никому, кроме него». И посредник взял девушку и поставил её перед Али-Шаром и сказал ему: «Как ты думаешь, о господин?» Но Али-Шар не дал ему ответа. «О господин мой и возлюбленный моего сердца, почему ты меня не покупаешь? – спросила девушка. – Купи меня, и я буду причиной твоего счастья».
И Али-Шар поднял голову к девушке и спросил её: «Разве покупают по принуждению? Ты дорога, за тебя просят тысячу динаров». – «О господин, купи меня за девятьсот», – сказала девушка. И Али-Шар ответил: «Нет». И девушка сказала: «За восемьсот». И он ответил: «Нет». И она до тех пор сбавляла цену, пока не сказала ему: «За сто динаров!» И тогда он молвил: «Нет у меня полной сотни». И девушка засмеялась и спросила: «А сколько не хватает до твоей сотни?» И Али-Шар воскликнул: «Нет у меня ни сотни, ни сколько-нибудь! Клянусь Аллахом, я не владею ни белым, ни красным из дирхемов или динаров. Присмотри себе другого покупщика».
И когда девушка поняла, что у него нет ничего, она сказала ему: «Возьми меня за руку, как будто хочешь меня осмотреть в переулке». И Али-Шар сделал это, и тогда девушка вынула из-за пазухи кошель, где была тысяча динаров, и сказала: «Отвесь отсюда девятьсот в уплату за меня, а сотню оставь себе – она будет нам полезна».
И Али-Шар сделал так, как велела девушка, и купил её за девятьсот динаров, и отдал плату за неё из этого мешка, и ушёл с ней домой.
И, придя в его дом, она увидела, что это пустынная равнина, и там нет ни ковров, ни посуды. И она дала ему тысячу динаров и сказала: «Пойди на рынок и купи нам на триста динаров ковров и посуды».
И он сделал это, а потом девушка сказала: «Купи для нас кушаний и напитков…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста двенадцатая ночь.
Когда же настала триста двенадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка сказала: „Купи для нас кушаний и напитков на три динара“. И он сделал это, а потом она сказала ему: „Купи нам отрез шелка величиной с занавеску, золотых и серебряных ниток и ниток цветного шелка семи оттенков“.
И он сделал это, и тогда девушка постлала в доме ковры и зажгла свечи и села с ним пить и есть, и затем они пошли к постели и удовлетворили друг с другом своё желание. И они провели ночь, обнявшись, за занавесками и были таковы, как сказал поэт:
Посещай любимых, и пусть бранят завистники —
Ведь против страсти помочь не может завистливый.
Я видела во сне, что лежишь на ложе одном со мной,
И прохладой высшей из уст твоих насладился я,
Вcе, что видел я, правда-истина, я клянусь тебе,
И достигну я всего этого, назло недругам.
Не видали очи когда-нибудь лучше зрелища,
Чем влюблённых два, что на ложе мирно одном лежат,
Обнялись они, и покров согласья скрывает их,
И подушкой служат рука и кисть неизменно им,
И когда сердца привлекло друг к другу влечение,
По холодному люди бьют железу, узнай, тогда.
О хулящие за любовь влюблённых, поистине,
Разве можно сердце исправить вам, что испорчено?
И когда с тобой хоть один дружит дружбой чистою,
Только то и нужно. Живи же с этим единственным!
И они пролежали, обнявшись, до утра, и в сердце каждого из них поселилась любовь к другому. А затем девушка взяла занавеску и вышила её цветным шёлком и украсила золотыми нитками и обшила её каймой с изображениями птиц. А по краям она вышила изображения животных и не оставила ни одного животного на свете, облик которого не изобразила бы на занавеске. И она провела, работая над занавеской, восемь дней, а когда занавеска была окончена, она скроила её и выгладила и отдала её своему господину и сказала: «Пойди на рынок и продай её за пятьдесят динаров купцу, но берегись её продать какому-нибудь прохожему – это будет причиной моей разлуки с тобой. У нас есть враги, которые о нас не забывают».
И Али-Шар сказал: «Слушаю и повинуюсь!» И пошёл с занавеской на рынок, и продал её купцу, как велела ему девушка, а затем он купил кусок материи и шёлк и золотые нитки, как обычно, и то, что им было нужно из пищи, и принёс это девушке и отдал ей остаток денег.
И каждые восемь дней она отдавала ему занавеску, которую он продавал за пятьдесят динаров, и так провели они целый год. А через год Али-Шар пошёл с занавеской на рынок, как обычно, и отдал её посреднику, и тому повстречался христианин, который дал ему шестьдесят динаров, но посредник отказался, и христианин все прибавлял, пока не сторговал занавеску за сто динаров, и он подкупил посредника десятью динарами. И посредник вернулся к Али-Шару и сообщил ему об этой цене, и стал хитрить с Али, чтобы тот продал занавеску христианину За такие деньги.
«О господин, не бойся этого христианина, тебе не будет от него беды», – оказал он Али. И купцы тоже напали на него, и он продал занавеску христианину, а сердце его было встревожено. И потом он взял деньги и пошёл домой и увидел, что христианин идёт за ним. «О христианин, чего ты идёшь за мной?» – спросил он. И христианин ответил: «О господин, у меня есть дело, и я иду в конец улицы. Аллах да не сделает тебя нуждающимся!»
И не подошёл ещё Али к своему дому, как христианин догнал его, и Али-Шар спросил: «О проклятый, почему ты За мной следуешь, куда бы я ни пошёл?» – «О господин, дай мне глоток воды, я хочу пить, а награда тебе будет от Аллаха великого», – сказал христианин. И Али-Шар подумал: «Это человек, находящийся под защитой [351], я он пришёл ко мне за глотком воды; клянусь Аллахом, я не обману его ожиданий…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
