Жил-был некоторый купец, весьма богат: имел при себе сына на возрасте. Вскоре купец помер. Оставался сын с матерью, стал торговать, и пошли его дела худо: ни в чем-то ему счастья не было; что отец три года наживал, то он в три дня терял, совсем проторговался, только и осталось от всего богатства — один старый дом. Знать уж такой бездольный уродился!Видит добрый молодец, что жить и питаться стало нечем, сел под окном на лавочке, расчесал буйну голову и думает:
- Чем мне кормить будет свою голову и родную матушку?
Посидел немного и стал просить у матери благословения.
- Пойду, — говорит, — наймусь к богатому мужику в казаки (батраки).
Купчиха его отпустила.
Вот он пошел и нанялся к богатому мужику — на все лето порядился за пятьдесят рублев; стал работать — охоты хоть много, да ничего не умеет: что топоров, что кос приломал, привел хозяина в убыток рублев на тридцать. Мужик насилу додержал его до половины лета и отказал. Пришел добрый молодец домой, сел на лавочку под окошечко, расчесал буйну головушку и горько заплакал:
- Чем же мне кормить будет свою голову и матушкину?
Мать спрашивает:
- О чем, дитя мое, плачешь?
- Как мне не плакать, матушка, коли нет ни в чем счастья? Дай мне благословение; пойду, где-нибудь в пастухи наймусь.
Мать отпустила его.
Вот он нанялся в одной деревне стадо пасти и рядился на лето за сто рублев; не дожил и до половины лета, а уж больше десятка коров растерял; и тут ему отказали. Пришел опять домой, сел на лавочку под окошечко, расчесал буйну головушку и заплакал горько; поплакал-поплакал и стал просить у матери благословения.
- Пойду, — говорит, — куда голова понесет!
Мать насушила ему сухарей, наклала в мешок и благословила сына идти на все четыре стороны. Он взял мешок и пошел — куда глаза глядят; близко ли, далеко ли — дошел до другого царства. Увидал его царь той земли и стал спрашивать:
- Откуда и куда путь держишь?
- Иду работы искать; все равно — какая б ни попалася, за всякую рад взяться.
- Наймись у меня на винном заводе работать; твое дело будет дрова таскать да под котлы подкладывать.
Купеческий сын и тому рад и срядился с царем за полтораста рублев в год. До половины года не дожил, а почти весь завод сжег. Призвал его царь к себе и стал допытываться:
- Как это сделалось, что у тебя завод сгорел?
Купеческий сын рассказал, как прожил он отцовское имение и как ни в чем таки ему счастья нет:
- Где ни наймусь, дальше половины срока не удается мне выжить!
Царь пожалел его, не стал за вину наказывать; назвал его Бездольным, велел приложить ему в самый лоб печать, ни подати, ни пошлины с него не спрашивать, и куда бы он ни явился — накормить его, напоить, на ночлег пустить, но больше одних суток нигде не держать. Тотчас по царскому приказу приложили купеческому сыну печать ко лбу; отпустил его царь.
- Ступай, — говорит, — куда знаешь! Никто тебя не захватит, ничего с тебя не спросят, а сыт будешь.
Пошел Бездольный путем-дорогою; куда ни явится — никто у него ни билета, ни пашпорта не спрашивает, напоят, накормят, дадут ночь переночевать, а наутро со двора в шею гонят.
Долго ли, коротко ли бродил он по белу свету, случилось ему в темный лес зайти; в том лесу избушка стоит, в избушке старуха живет. Приходит к старухе; она его накормила-напоила и добру научила:
- Ступай-ка ты по этой дорожке, дойдешь до синя моря — увидишь большой дом; зайди в него и сделай вот так-то и так-то.
По сказанному, как по писаному, пустился купеческий сын по той дорожке, добрался до синя моря, увидал славный большой дом; входит в переднюю комнату — в той комнате стол накрыт, на столе краюха белого хлеба лежит. Он взял нож, отрезал ломоть хлеба и закусил немножко; потом взлез на печь, заклался дровами, сидит — вечера дожидается.
Только вечереть стало — приходят туда тридцать три девицы, родные сестрицы, все в один рост, все в одинаковых платьях и все равно хороши. Большая сестра впереди выступает, на краюху поглядывает.
- Кажись, — говорит, — здесь русский дух побывал?
А меньшая назади отзывается:
- Что ты, сестрица! Это мы по Руси ходили да русского духу и нахватались.
Сели девицы за стол, поужинали, побеседовали и разошлись по разным покоям; в передней комнате осталась одна меньшая, тотчас она разделась, легла на постель и уснула крепким сном. Тем временем унес у нее добрый молодец платье.
Рано поутру встала девица, ищет — во что бы одеться: и туда и сюда бросится — нет нигде платья. Прочие сестры уж давно оделись, обернулись голубками и улетели на сине море, а ее одну покинули. Говорит она громким голосом:
- Кто взял мое платье, отзовись, не бойся! Если ты старый старичок — будь мой дедушка, если старая старушка — будь моя бабушка, если пожилой мужичок — будь мой дядюшка, если пожилая женщина — будь моя тетушка, если же молодой молодец — будь мой суженый.
Купеческий сын, слез с печки и подал ей платье; она тотчас оделась, взяла его за руку, поцеловала в уста и промолвила:
- Ну, сердечный друг! Не время нам здесь сидеть, пора в путь-дорогу собираться, своим домком заводиться.
Дала ему сумку на плечи, себе другую взяла и повела к погребу; отворила двери — погреб был битком набит медными деньгами. Бездольный обрадовался и ну загребать деньги пригоршнями да в сумку класть. Красная девица рассмеялась, выхватила сумку, вывалила все деньги вон и затворила погреб. Он на нее покосился:
- Зачем назад выбросила? Нам бы это пригодилося.
- Это что за деньги! Станем искать получше.
Привела его к другому погребу, отворила двери — погреб был сполна серебром навален. Бездольный пуще прежнего обрадовался, давай хватать деньги да в сумку класть; а девица опять смеется:
- Это что за деньги! Пойдем, поищем чего получше.
Привела его к третьему погребу — весь золотом да жемчугом навален:
- Вот это так деньги, бери, накладывай обе сумки.
Набрали они золота и жемчуга и пошли в путь-дорогу.
Близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли — скоро сказка сказывается, не скоро дело деется — приходят в то самое царство, где купеческий сын на заводе жил, вино курил. Царь его узнал:
- Ах, да это ты, Бездольный! Никак ты женился, ишь какую красавицу за себя выискал! Ну, коли хочешь — живи теперь в моем царстве.
Купеческий сын стал с своей женой советоваться, она ему говорит:
- На честь не гребись, с чести не вались! Нам все равно — где ни жить; пожалуй, и здесь останемся.
Вот они и остались жить в этом царстве, завелись домком и зажили ладком.
Прошло немного времени, позавидовал их житью-бытью ближний царский воевода, пошел к старой колдунье и говорит ей:
- Послушай, бабка! Научи, как бы извести мне купеческого сына; называется он Бездольным, а живет вдвое богаче меня, и царь его жалует больше бояр и думных людей, и жена у него красота ненаглядная.
- Ну что ж! Пособить этому делу можно: ступай к самому царю и оговори перед ним Бездольного: так и так, дескать, обещается он сходить в город Ничто, принести неведомо что.
Ближний воевода — к царю, царь — за купеческим сыном:
- Что ты, Бездольный, по сторонам хвастаешь, а мне ни гу-гу! Завтра же отправляйся в дорогу: сходи в город Ничто, принеси неведомо что! Если не сослужишь этой службы, то жены лишен.
Приходит Бездольный домой и горько-горько плачет. Увидала жена и спрашивает:
- О чем плачешь, сердечный друг? Разве кто тебе обиду нанес, али государь чарой обнес, не на то место посадил, трудную службу наложил?
- Да такую службу, что трудно и выдумать, а не то что исполнить; вишь, приказал мне сходить в город Ничто, принести неведомо что!
- Нечего делать, с царем не поспоришь; надо идти!
Принесла она ширинку да клубочек, отдала мужу и наказала, как и куда идти. Клубочек покатился прямехонько в город Ничто; катится он и полями чистыми, и мхами-болотами, и реками-озерами, а следом за ним Бездольный шагает.
Близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли — стоит избушка на курьей ножке, на собачьей голяшке.
- Избушка, избушка! Повернись к лесу задом, ко мне передом.
Избушка повернулась; он отворил дверь на пяту; зашел в избушку — сидит на скамье седая старуха:
- Фу-фу! Доселева русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел. Ну, добрый молодец, вовремя явился; я ведь голодна, есть хочу; убью тебя да скушаю, а живого не спущу.
- Что ты, старая чертовка! Как станешь есть дорожного человека? Дорожный человек и костоват и черен; ты наперед баньку истопи, меня вымой-выпари, да тогда и ешь на здоровье.
Старуха истопила баню; Бездольный вымылся, выпарился, достал женину ширинку и стал лицо утирать.
- Откуда у тебя эта ширинка? Ведь это моя племянница вышивала!
- Я твою племянницу замуж взял.
- Ах, зять возлюбленный! Чем же тебя потчевать?
Наставила старуха всяких кушаньев, всяких вин и медов; зять не чванится, не ломается, сел за стол и давай уплетать. Вот старуха накормила его, напоила, спать повалила; сама возле села и стала выспрашивать:
- Куда идешь, добрый молодец — по охоте аль по неволе?
- Уж что за охота! Царь велел сходить в город Ничто, принести неведомо что.
Поутру рано разбудила его старуха, кликнула собачку.
- Вот, — говорит, — тебе собачка; она доведет тебя в тот город.
Целый год странствовал Бездольный, пришел в город Ничто — нет ни души живой, всюду пусто! Забрался он во дворец и спрятался за печку. Вечером приходит туда старик сам с ноготок, борода с локоток:
- Эй, Никто! Накорми меня.
Вмиг все готово; старик наелся-напился и ушел. Бездольный тотчас вылез из-за печки и крикнул:
- Эх, Никто! Накорми меня.
Никто накормил его.
- Эй, Никто! Напой меня.
Никто напоил его.
- Эй, Никто! Пойдем со мной.
Никто не отказывается.
Повернул Бездольный в обратный путь; шел-шел, вдруг навстречу ему человек идет, дубинкою подпирается.
- Стой! — закричал он купеческому сыну. — Напой-накорми дорожного человека.
Бездольный отдал приказ:
- Эй, Никто! Подавай обед.
В ту ж минуту в чистом поле стол явился, на столе всяких кушаньев, вин и медов — сколько душе угодно. Встречный наелся-напился и говорит:
- Променяй своего Никто на мою дубинку.
- А на что твоя дубинка пригожается?
- Только скажи: эй, дубинка, догони того-то и убей до смерти! — она тотчас настигнет и убьет хошь какого силача.
Бездольный поменялся, взял дубинку, отошел шагов с пятьдесят и вымолвил:
- Эй, дубинка, нагони этого мужика, убей его до смерти и отыми моего Никто.
Дубинка пошла колесом — с конца на конец повертывается, с конца на конец перекидывается; нагнала мужика, ударила его по лбу, убила и назад вернулась.
Бездольный взял ее и отправился дальше; шел-шел, попадается ему навстречу другой мужик: в руках гусли несет.
- Стой! — закричал встречный купеческому сыну. — Напой-накорми дорожного человека.
Тот накормил его, напоил досыта.
- Спасибо, добрый молодец! Променяй своего Никто на мои гусли.
- А на что твои гусли пригожаются?
- Мои гусли не простые: за одну струну дернешь — сине море станет, за другую дернешь — корабли поплывут, а за третью дернешь — будут корабли из пушек палить.
Бездольный крепко на свою дубинку надеется.
- Пожалуй, — говорит, — поменяемся!
Поменялся и пошел своей дорогою; отошел шагов с пятьдесят и скомандовал своей дубинке; дубинка завертелась колесом, догнала того мужика и убила до смерти.
Стал Бездольный подходить к своему государству и вздумал сыграть шутку: открыл гусли, дернул за одну струну — сине море стало, дернул за другую — корабли под стольный город подступили, дернул за третью — со всех кораблей из пушек пальба началась. Царь испугался, велел собирать рать-силу великую, отбивать от города неприятеля. А тут и Бездольный явился:
- Ваше царское величество! Я знаю, чем от беды избавиться; прикажите у своего ближнего воеводы отрубить правую ногу да левую руку — сейчас корабли пропадут.
По царскому слову отрубили у воеводы и руку и ногу; а тем временем Бездольный закрыл свои гусли — и в ту ж минуту куда что девалося; нет ни моря, ни кораблей! Царь на радостях задал большой пир; только и слышно:
- Эй, Никто! Подай то, принеси другое!
С той поры воевода пуще прежнего невзлюбил купеческого сына и всячески стал под него подыскиваться; посоветовался с старой колдуньею, пришел на костыле во дворец и сказывает:
- Ваше величество! Бездольный опять похваляется, будто может он сходить за тридевять земель, в тридесятое царство, и добыть оттуда кота-баюна, что сидит на высоком столбе в двенадцать сажон и многое множество всякого люду насмерть побивает.
Царь позвал к себе Бездольного, поднес ему чару зелена вина.
- Ступай, — говорит, — за тридевять земель, в тридесятое царство, и достань мне кота-баюна. Если не сослужишь этой службы, то жены лишен!
Купеческий сын горько-горько заплакал и пошел домой; увидала его жена и спрашивает:
- О чем плачешь? Разве кто тебе обиду нанес, али государь чарой обнес, не на то место посадил, трудную службу наложил?
- Да, задал такую службу, что трудно и выдумать, не то что выполнить; приказал добыть ему кота-баюна.
- Добро! Молись спасу да ложись спать; утро вечера мудренее живет.
Бездольный лег спать, а жена его сошла в кузницу, сковала ему на голову три колпака железные, приготовила три просвиры железные, клещи чугунные да три прута: один железный, другой медный, третий оловянный. Поутру разбудила мужа:
- Вот тебе три колпака, три просвиры и три прута; ступай за тридевять земель, в тридесятое царство, за котом-баюном. Трех верст не дойдешь, как станет тебя сильный сон одолевать — кот-баюн напустит. Ты смотри — не спи, руку за руку закидывай, ногу за ногой волочи, а инде и катком катись; а если уснешь, кот-баюн убьет тебя!
Научила его, как и что делать, и отпустила в дорогу.
Долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли — пришел Бездольный в тридесятое царство; за три версты стал его сон одолевать, он надевает три колпака железные, руку за руку закидывает, ногу за ногой волочит, а то и катком катится; кое-как выдержал и очутился у самого столба. Кот-баюн прыг ему на голову, один колпак разбил и другой разбил, взялся было за третий — тут добрый молодец ухватил его клещами, сволок наземь и давай сечь прутьями; наперво сек железным прутом, изломал железный — принялся угощать медным, изломал медный — пустил в дело оловянный; этот гнется, не ломится, вкруг хребта увивается. Кот-баюн начал сказки сказывать: про попов, про дьяков, про поповых дочерей: а купеческий сын не слушает, знай его нажаривает. Невмоготу коту стало; видит, что заговорить нельзя, и возмолился:
- Покинь меня, добрый человек! Что надо, все тебе сделаю.
- А пойдешь со мною?
- Куда хошь — пойду!
Бездольный выпустил кота-баюна; кот позвал его в гости, посадил за стол и наклал хлеба целые вороха. Бездольный съел ломтя три-четыре, да и будет! В горло не лезет. Заворчал на него кот, зауркал:
- Какой же ты богатырь, коли не сможешь супротив меня хлеба съесть?
Отвечает Бездольный:
- Я к вашему хлебу не привык; а есть у меня в сумке дорожные русские сухарики — взять было их и закусить на голодное брюхо!
Вынул железную просвиру и словно глодать собирается.
- А ну, — просит кот-баюн, — дай-ка мне отведать, каковы русские сухари?
Купеческий сын дал ему железную просвиру — он всю дочиста сглодал, дал ему другую — и ту изгрыз, дал ему третью — он грыз-грыз, зубы поломал, бросил просвиру на стол и говорит:
- Нет, не смогу! Больно крепки русские сухари.
После того собрался Бездольный и пошел домой; вместе с ним и кот отправился.
Шли-шли, шли-шли и добрались куда надо; приходят во дворец, царь увидал кота-баюна и приказывает:
- А ну, кот-баюн! Покажи мне большую страсть.
Кот свои когти точит, на царя их ладит; хочет у него белу грудь раздирать, из живого сердце вынимать. Царь испугался и стал молить Бездольного:
- Уйми, пожалуйста, кота-баюна! Все для тебя сделаю.
- Закопай воеводу живьем в землю, так сейчас уйму.
Царь согласился; тотчас подхватили воеводу за руку да за ногу, потащили на двор и живьем закопали в сыру землю. А Бездольный остался жить при царе; кот-баюн их обоих слушался, Никто им прислуживал, и жили они долго и весело. Вот сказка вся, больше сказывать нельзя.
