Маленький домик обиженного царя Эсона обветшал, потемнел от времени. Крыша его покосилась, плющ занавесил открытые двери, а возле самого входа разросся бурьян. Даже каменные столбы строения потрескались и осели.
Ни раба, ни собаки не было у Эсона. В страшной бедности доживал он свои последние дни. Сам ходил к колодцу с разбитой амфорой, сам варил на углях похлёбку из тёмной муки. Беспокойный, как все старики, Эсон поднимался до света и, кряхтя, вылезал на порог своей убогой лачуги. Неподвижный и старый, сидел он здесь целые дни, поджидая Язона, и ящерицы, обманутые его неподвижностью, шмыгали возле царя, взбегали по складкам одежды к нему на колени и, растопырив короткие лапы, заглядывали в лицо старику блестящими маленькими глазами. А он всё сидел и дремал, уронив бородатую голову на бессильную грудь.
Вдруг старику сквозь дремоту послышались голоса. Он поднял голову и чуть не ослеп от яркого блеска. Прямо к нему, шагая через бурьян, приближался прекрасный и статный воин об руку с женщиной удивительной красоты. Воин нёс Золотое Руно, перекинув его через согнутый локоть, и оно блестело на солнце, как само солнце.
Тихо ахнул Эсон. Торопясь обнять любимого сына, он протягивал руки, хотел подняться с земли, но ноги его подгибались и руки дрожали. С радостным криком Язон подбежал к старику.
Он упал перед ним на колени, отшвырнув Золотое Руно, обнял старые плечи могучей рукой. А Эсон, не веря глазам, то смеялся, то плакал от счастья. И Медея тоже не знала, смеяться ей или плакать на пороге убогой хибарки, где ждала её новая жизнь.
Видя, как дряхл и бессилен отец, Язон на руках отнёс его в дом, а Медея зажгла огонь в очаге и стала готовить похлёбку. Скоро приветливый дым заклубился над домом Эсона; вкусный запах похлёбки поплыл из дверей, чисто вымытые амфоры и чаши наполнились светлым вином из бурдюка, подаренного Язону Евфалом.
Поручив Медее отца, Язон отправился к Пелию. Было раннее утро но жители Иолка, разбуженные нежданной вестью, уже покидали дома, толпились на улицах и шумели.
— Смотрите, Язон возвратился, — говорили они. — Он не погиб в далекой Колхиде. Он привёз Золотое Руно. Придётся старому Пелию уступить ему трон.
Пелий вышел к Язону заспанный и сердитый: зная суровый характер царя, рабы не решались сказать ему о возвращении героя.
Но Пелий сразу узнал гостя. А когда он увидел в руках у Язона Золотое Руно, с него соскочил всякий сон. Большие глаза царя заблестели. Неужели придётся возвратить Язону отнятый трон?
Притворясь равнодушным, Пелий сказал:
— По рассказам я думал, что это руно гораздо красивее и богаче. Чего не наскажут глупые люди! Ты хорошо поступил, Язон, что исполнил желание Фрикса. Теперь душа его успокоится в мрачном Аиде. Пойди и повесь руно в храме. Отдай его в жертву богам, и великие боги наградят тебя за хороший поступок.
Видя, что аргонавт не тронулся с места, Пелий спросил с деланным удивлением:
— Что же ты медлишь, Язон? Или ты хочешь оставить себе Золотое Руно и отклонить награду богов?
— Перестань притворяться, — сказал с возмущением Язон. — Не боги, а ты обещал мне награду. Возьми Золотое Руно и верни мне царство Эсона.
— Я не могу принять от тебя Золотого Руна, — поспешно ответил Пелий. — Боги явились мне в сонном виденье и повелели повесить его в храме Ареса за то, что ты погубил в Колхиде его любимых быков и тысячеглазого змея. Ступай же! Исполни веленье богов. А я тебе ничего не должен. — Но про себя он подумал: «Меня назовут глупцом, если я променяю царский престол на баранью шкуру, хотя бы она и была из чистого золота».
В страшном гневе Язон едва не убил обманщика Пелия. Но ведь Пелий был его дядей, и Язон боялся новым убийством разгневать богов. Он ушел из дворца, хлопнув медною дверью так, что стены дворца зашатались, а двери попадали с петель.
— Не печалься, — сказала Язону Медея. — Я придумала, как избавиться от царя. Подожди только несколько дней, потому что у нас с тобой должен родиться ребёнок, и я не хочу колдовать, пока он ещё не родился.
Между тем царь Пелий решил задобрить Язона. Он прислал к нему каменщиков и древоделов, чтобы те перестроили заново обветшалый домик Эсона, и в подарок пригнал Язону целое стадо коров, быков и баранов. Пригласив аргонавтов к себе, Язон и Медея мирно жили в родительском доме до тех пор, покуда у них не родилось двое детей. Оба мальчика были крепкими и здоровыми детьми, и родители сильно их полюбили. Теперь Медея могла колдовать без боязни повредить детям волшебными чарами. Прежде чем начинать колдовство, она отправилась во дворец к дочерям лукавого Пелия и сказала царевнам:
— Одолжите мне ненадолго большой медный чан.
— А зачем тебе чан? — тотчас спросили дочери Пелия по привычке, свойственной всем девушкам.
— Царь Эсон очень стар и бессилен, — отвечала Медея. — Я сварю волшебное зелье, чтобы сделать его молодым.
— О! — сгорая от любопытства, закричали царевны. — Позови нас, когда начнёшь колдовать. Мы хотим это видеть.
— Хорошо, — отвечала Медея и отнесла чан домой.
Дождавшись ночи, она разулась, распустила волосы по плечам и пошла за город, на волшебное место, где сходятся три дороги. Там она собрала колдовские травы и, став на распутье дорог, три раза прокричала совой. Тотчас послышался грохот и гром, и богиня подземного мрака Геката примчалась к Медее по воздуху в огненной колеснице, запряжённой драконами.
Молнии сыпались из кровавых ноздрей драконов, и пар валил клубами из их ушей. А от кожаных крыльев чудовищ поднялся такой вихрь, что деревья в лесах застонали.
— Какая гроза! — говорили жители Иолка и прятались по домам.
— Мать Геката, — сказала Медея богине. — Дай мне силу и уменье сделать Эсона бодрым и молодым.
Не ответив ни слова, Геката три раза коснулась Медеи волшебным жезлом и умчалась назад.
Медея вернулась домой, позвала царевен, спрятала их за куст, разложила костёр и, повесив чан над огнём, стала варить колдовское зелье. Как только вода закипела, жёлто-зелёная пена, шипя, потекла через край на горячие угли. Царевны визжали от страха: им казалось, что это не пена, а змеи шипят на углях. Там, где пена коснулась травы, вся земля запестрела цветами, круглыми и сверкающими, как маленькие яркие щитки.
Медея всё время мешала зелье сухою веткой смоковницы, приговаривая таинственные слова.
Вдруг царевны увидели, что мёртвая ветка покрылась свежими почками, через миг на ней появились зелёные листья, и она зацвела в руках у Медеи. Ещё через миг на месте цветов созрели прекрасные смоквы. Поражённые чудом, царевны вылезли из-за куста, а колдунья сказала:
— Зелье поспело — пора начинать.
Она вошла в дом и, как маленького ребёнка, принесла на руках мирно спящего Эсона — таким он стал лёгким от старости. Серповидным ножом она надрезала горло Эсону, выпустила на землю всю его старую тёмную кровь и влила ему в жилы волшебное зелье. Сразу же рана на горле исчезла, белые кудри царя потемнели и сделались чёрными, а на сморщенных, жёлтых щеках старика появился румянец и морщины разгладились. Старец Эсон казался теперь младшим братом Язона.
Царевны без памяти бросились во дворец, но сейчас же вернулись обратно. Они умоляли Медею дать им немного волшебного зелья.
— Мы очень любим нашего отца, — говорили царевны, — а Пелий немного моложе Эсона и скоро умрёт. Дай нам волшебного зелья, чтобы он стал молодым.
— Подождите, пока он заснёт, — посоветовала Медея. — Ведь во сне вам будет гораздо легче надрезать ему горло.
Царевны ушли, а Медея вылила зелье на землю и сварила в котле ядовитые травы. Потом она позвала царевен.
— Берите, — сказала она.
Царевны с трудом подняли тяжёлый чан, переполненный ядом. Едва дождавшись, чтобы Пелий заснул, они схватили зазубренный кухонный нож и, из великой любви к отцу, перерезали ему горло. Но сколько ни лили они на рану яд из котла, Пелий не становился моложе. Напротив, он весь почернел от яда. Долго ждали царевны, пока проснётся отец, но видя, что он лежит неподвижно, принялись его тормошить и только тогда догадались, что своими руками убили отца.
Так погиб вероломный Пелий за то, что он обманул Язона и не вернул ему царство отцов.
В ночь колдовства Медеи Язона не было дома. Только утром услышал он об убийстве, о котором кричал весь город. Вернувшись домой, он стал укорять Медею:
— Плохо ты сделала. Или ты думаешь, что судьба не накажет тебя и меня за это новое злодеянье?
— Успокойся, — возразила Медея, — ни ты, ни я и пальцем не тронули Пелия. А если его безумные дочери убили отца, — на них и падёт проклятье Эриний. Мы же получим царство и хорошо заживём.
Но Язон покачал головой и сказал:
— Злодеяние никогда не приносит счастья. Боюсь, что нам будет не лучше, а хуже.
— Тебе ли говорить такие слова? — в сердцах отвечала Meдея. — Разве не ты погубил Абсирта?
— За это я и страдаю, — угрюмо сказал Язон и в первый раз в жизни поссорился с Медеей.
Но всё таки он пошёл во дворец, чтобы потребовать себе своё царство. У дворца его встретил старший сын Пелия, царевич Адраст, юный, но смелый воин.
— Знаю, зачем ты пришёл, — сказал царевич Язону. — Но погоди говорить о царстве, пока мы не похороним отца. Нехорошо делить наследство, пока в доме лежит покойник.
— Это правда, — ответил Язон и вернулся домой. Но не успел он дойти до дому, как люди сказали ему, что там случилось большое несчастье: змея укусила Эсона, и он упал мёртвым.
— Видишь, — сказал Медее Язон, горюя над телом отца, — кара судьбы уже началась.
Оба царевича — Адраст и Язон — стали готовиться к похоронам. Но и готовясь к похоронам, Адраст не терял даром времени. Он тайком разослал по городу Иолку хорошо обученных вестников. Вестники всюду шныряли в толпе, заходили в дома и, оглядываясь, нашёптывали народу, что Медея — колдунья, что она не только убила царя, колдовством обезумив его дочерей, но погубила и своего брата Абсирта.
— Если вы изберёте Язона царём, — говорили народу посланцы Адраста, — ждите смерти. Царевна Медея нашлёт на вас мор и безумие. Дети начнут убивать отцов, а сёстры — возлюбленных братьев.
Так нашёптывали они народу, и, когда пришло время избрать царя, граждане Иолка не захотели иметь Медею царицей и объявили царём Адраста, а не Язона.
