Жил-был однажды некий хемуль. Он служил в Детском городке аттракционов, однако это вовсе не означало, что жилось ему ужасно весело. Он проверял билеты у посетителей «Луна-парка», для того чтобы они не могли повеселиться больше, чем полагается за один раз, а уж одно это может сделать тебя несчастным, особенно если вынужден заниматься таким делом всю жизнь.
Хемуль все пробивал и пробивал дырочки в билетах, а сам между тем мечтал о том, что он будет делать, когда наконец-то выйдет на пенсию.
Если кто-то не знает, что такое «выйти на пенсию», то можно пояснить, что это значит: делать в тишине и спокойствии лишь то, что тебе хочется, но только для этого надо стать достаточно старым. По крайней мере, родственники Хемуля объяснили это так.
У него была ужасно большая родня — целая куча больших, шумных, болтливых хемулей, которые обожали колотить друг друга по спине и при этом громко хохотать.
Парком и аттракционами они владели совместно, ну а помимо этого — играли на тромбоне, метали молот, рассказывали смешные истории и обычно пугали народ. Но при всем этом они ничего дурного не имели в виду.
У одного только Хемуля не было никакой собственности, поскольку он был родственником «по боковой линии», то есть не наверняка, и, поскольку он был скромным и никогда не мог отказаться, ему и поручили присматривать за детишками, качать ручные мехи карусели и, помимо всего прочего, проверять билеты.
— Раз ты одинокий и тебе нечего делать, — дружелюбно говорили ему другие хемули, — это тебя чуточку подбодрит, ты немного нам поможешь и к тому же все время будешь на людях.
— Но я совсем не одинокий, — пытался возражать Хемуль. — Я просто не успеваю им быть. Уж слишком их много — тех, которые хотят меня подбодрить. Простите, но мне бы так хотелось…
— Прекрасно, — перебивали его хемули. — Все идет как надо. Никакого одиночества и всегда в движении.
И Хемуль опять проверял билеты и мечтал о чудесном, большом, молчаливом одиночестве и надеялся, что ему удастся состариться как можно скорее.
Карусели вертелись, и трубы трубили, и все нафсы, хомсы и мюмлы весело кричали, катаясь каждый вечер на Американских горах. Дронт Эдвард[1] вышел на первое место по битью фарфоровой посуды. Одним словом, вокруг мечтательного, печального Хемуля плясали, горланили, ссорились, ели и пили, и постепенно Хемуль стал бояться всех, кто веселился и шумел.
Днем он спал в светлой и уютной детской комнатке хемулей, а по ночам, когда малыши просыпались и плакали, он успокаивал их, играя на шарманке.
Мало-помалу он стал помогать всем без исключения детям, нуждавшимся в его помощи в доме, полном хемулей, и целый день составлял кому-нибудь компанию. Все вокруг пребывали в прекрасном настроении и рассказывали ему обо всем, что они думали, о чем мечтали или что собирались делать. Но его ответов никто никогда не слушал.
— Интересно, когда же я наконец состарюсь? — спросил однажды Хемуль, когда все семейство собралось за обедом.
— Состаришься? Ты? — весело закричал его дядя. — Еще не скоро. Да ты не переживай! Тебе столько лет, насколько ты себя чувствуешь.
— Но я-то как раз чувствую себя ужасно старым, — сказал Хемуль с надеждой в голосе.
— Так, так, — забормотал дядя Хемуля. — Вечером срочно устраиваем фейерверк для поднятия настроения, а потом оркестр роговых инструментов будет играть до самого восхода солнца.
Но фейерверк не состоялся, так как внезапно полил дождь и шел всю ночь, и весь следующий день, и всю неделю.
Ну а говоря по правде, дождь лил восемь недель подряд, и никто никогда не слыхивал о чем-либо подобном.
«Луна-парк» потерял краски и увял совсем как цветок. Он съежился, потускнел, проржавел, уменьшился в размерах и, что хуже всего, мало-помалу отправился в путь, так как постройки его были возведены на песке.
Аттракцион Американские горы, жалобно вздохнув, покосился и осел; карусели закружились в больших серых лужах и медленно поплыли вниз по течению новых, прорытых дождем речек.
Все малыши — кнютты, скротты, хомсы и мюмлы и все другие, как бы они ни назывались, — приплюснули свои мордочки к стеклу и глядели, как вместе с дождем уносится от них июль, а вместе с ним разноцветье и музыка.
Комната зеркал распалась на миллион осколков, намокшие бумажные розы из Домика чудес уплывали прочь по полям. И по всей округе слышался плач и жалобы малышей.
Они доводили своих пап и мам до отчаяния тем, что не могли найти себе никакого занятия, а только без конца горевали об утраченном Детском городке.
В ветках деревьев запутались флажки и лопнувшие воздушные шары, Домик чудес был забит тиной, и Трехголовый крокодил покинул его и уплыл в море. Правда, две головы он оставил на месте, поскольку они были приклеены клеем.
Только хемулям было очень весело. Они стояли у своих окошек и хохотали, указывали на что-нибудь интересное, колотили друг друга по спине и время от времени кричали:
— Смотри-ка! Вон плывет ширма из Аравийской Тайны! А вон там — танцплощадка. А под крышей дома Филифьонки висят пять летучих мышей из Пещеры ужасов! Ну разве не забавно?!
В прекрасном расположении духа, хемули решили вместо «Луна-парка» соорудить каток — разумеется, когда вода превратится в лед, — и утешали Хемуля тем, что там ему снова придется проверять билеты.
— Никогда! — неожиданно сказал Хемуль. — Нет, нет, нет. Ни за что. Я выхожу на пенсию. Теперь я хочу пожить в свое удовольствие и совсем один, в полной тишине.
— Но, дорогой мой! — произнес его племянник, который был порядком удивлен. — Ты имеешь в виду…
— Вот именно, — быстро перебил его Хемуль. — Я имею в виду то, что сказал.
— Но почему же ты никогда не говорил нам об этом раньше? — стали спрашивать озадаченные родственники. — А мы-то думали — ты всем доволен.
— Я просто не смел, — признался Хемуль.
Тогда они снова захохотали; они думали про себя: это ужас как смешно, что Хемуль всю жизнь занимался тем, к чему он не имел ни малейшего желания, и только потому, что стеснялся об этом сказать!
— Но тогда хоть скажи, чего же тебе хочется на самом деле? — ласково спросила его тетя.
— Я хотел бы построить Кукольный дом, — смущенно про шептал Хемуль. Самый красивый в мире Дом для кукол, на много этажей. Настоящий дом со множеством комнаток — и все такие серьезные, пустые и тихие.
Услышав это, хемули так расхохотались, что им даже пришлось сесть на пол. Они толкали друг друга в бок и кричали:
— Кукольный дом! Нет, вы слышали? Он сказал: Кукольный дом!
И они опять хохотали до упаду и говорили:
— Милый наш, поступай так, как тебе хочется. Мы дарим тебе старый Бабушкин парк, и там отныне будет царить мертвая тишина. Ты сможешь там спокойно трудиться и играть в любые игры. Желаем тебе удачи и всяких радостей!
Спасибо, сказал Хемуль, но его сердце мучительно сжалось. — Я всегда знал, что вы желаете мне только добра.
Мечта о Кукольном доме со спокойными красивыми комнатками вдруг исчезла: своим смехом хемули ее попросту уничтожили. Но по правде говоря, их нельзя было в этом винить. И они бы искренне огорчились, если бы кто-нибудь сказал им, что они чем-то обидели Хемуля. Просто это очень опасно — говорить кому-то о своих самых сокровенных мечтах.
Хемуль побрел в старый Бабушкин парк, который теперь принадлежал только ему. У него даже был с собой ключ.
Парк стоял пустой, с запертыми воротами, с тех самых пор как во времена фей загорелся Бабушкин дом и всему семейству пришлось оттуда перебраться в другое место.
Это было очень давно, и Хемуль с трудом разыскал туда дорогу.
Деревья сильно выросли, а дорожки были залиты водой. Пока он шел лесом, дождь закончился так же неожиданно, как и начался восемь недель тому назад. Но Хемуль этого не замечал. Он был целиком погружен в мысли о своей утраченной мечте и горевал, что больше не хочет строить Кукольный дом.
Вдруг между деревьями мелькнула каменная стена. Она разрушилась в нескольких местах, но все-таки была еще достаточно высокой. Железная решетка на калитке проржавела, и замок было трудно открыть.
Хемуль вошел и запер за собой калитку. И вдруг он забыл о Кукольном доме. Ведь сейчас он первый раз в своей жизни отпер собственную дверь и закрыл ее за собой. Наконец-то он у себя дома. А не у кого-нибудь там еще.
Постепенно тучи рассеялись, и выглянуло солнышко. Влажный парк дышал и искрился вокруг него. Он стал юным и беззаботным. В парке давно уже никто не убирал и не обрезал деревья. Ветви клонились до самой земли, кусты карабкались на деревья в веселом азарте, внизу среди зелени журчали ручейки, канавки для которых велела прорыть в свое время еще бабушка. Ручьи теперь уже не служили для полива растений, а существовали сами по себе, но многие из маленьких мостиков над ними еще сохранились, хотя сами дорожки уже давно исчезли. Хемуль погрузился в эту зеленую ласковую тишину, он купался в ней и чувствовал себя моложе, чем когда-нибудь был на самом деле.
«О, как это прекрасно — наконец стать старым и выйти на пенсию! — думал он. — О, как я люблю своих родственников. Особенно теперь, когда могу о них больше не думать!»
Он бродил по высокой блестящей траве, доходившей ему до колен, он обнимал деревья и наконец уснул на солнышке на полянке посреди парка. Там раньше и был Бабушкин дом. Теперь здесь не устраивали грандиозных фейерверков. В развалинах дома поднялись молодые деревца, и как раз на месте бывшей бабушкиной спальни рос огромный куст шиповника, усыпанный тысячей красных плодов.
Ночь принесла с собой россыпь ярких звезд, и Хемуль еще больше полюбил свой парк. Он был большой и таинственный, в нем можно было заблудиться, но это не страшило Хемуля — ведь он был у себя дома.
Он без конца бродил по тропинкам.
Вскоре он обнаружил в парке старый фруктовый сад, где на земле под деревьями валялось множество яблок и груш, и подумал мимоходом: «Как жаль. Мне и половины не съесть. Надо бы…»
И тут он забыл, о чем собирался подумать, и опять застыл, зачарованный одиночеством и тишиной.
Ему одному принадлежал лунный свет между деревьями, он влюблялся в самые прекрасные деревья, он сплетал венки из листьев и обвивал их вокруг шеи, он не в силах был заснуть в эту первую ночь.
А утром зазвенел старый колокольчик, который все еще висел у ворот. Хемуль забеспокоился: «Кто-то хочет войти сюда, и ему что-то нужно, он чего-то хочет от меня». Хемуль тут же осторожненько отполз в кусты, росшие вдоль каменной ограды, и затаился. Колокольчик зазвенел снова. Тогда Хемуль вытянул шею и увидел совсем маленького хомсу, который ждал у калитки.
— Уходи отсюда! — в испуге закричал Хемуль. — Это частное владение. Я здесь живу.
— Я знаю, — ответил малыш. — Просто хемули послали меня принести тебе обед.
— Ах вот как! Это очень мило с их стороны, — успокоившись, произнес Хемуль. Он отпер калитку, чуть-чуть приоткрыл ее и принял корзинку с едой через щель. Хомса все стоял и смотрел, и на минуту воцарилось молчание.
— Ну, как вы там поживаете? — нетерпеливо спросил Хемуль. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, и мечтал поскорее вернуться в парк.
— Плохо, — откровенно ответил Хомса. — Нам всем очень плохо. Нам, малышам. У нас теперь больше нет Детского городка, и мы только и делаем, что горюем.
— Угу, — сказал Хемуль и уставился в землю. Ему не хотелось принуждать себя думать о чем-то печальном, но он так привык выслушивать других, что просто не мог уйти.
— Ты, верно, тоже горюешь, — сочувственно сказал Хомса. — Ведь ты обычно проверял билеты. Но если кто-то был уж совсем маленький, оборванный и грязный, ты делал вид, что проверяешь билеты. Или позволял нам два или даже три раза проходить по одному билету!
— Ну-ну, — смущенно произнес Хемуль. — Это случалось просто потому, что я плохо вижу. Ну вот, а теперь, может быть, ты пойдешь домой?
