Один хемуль, стоя на крыше, расчищал снег. На нем были желтые шерстяные варежки, которые мало-помалу промокли и стали мешать. Тогда он положил их на дымовую трубу, вздохнул и снова стал расчищать снег, закрывавший крышку люка. Наконец он разгреб его.
— А вот и крышка люка, — произнес Хемуль. — А там внизу они спят себе и спят. Спят, спят и спят. Меж тем как другие вкалывают до потери сознания только потому, что наступает Рождество.
Он взобрался на крышку люка и, поскольку не мог вспомнить, как она открывается — наружу или внутрь, начал осторожно топтать ее ногами. Крышка тотчас же провалилась, и Хемуль рухнул во мрак и во все то, что семейство муми-троллей сложило на чердаке, чтобы потом использовать.
Хемуль страшно рассердился, а кроме того, он был не очень уверен в том, где оставил свои желтые варежки. Он особенно дорожил именно этими варежками.
Потом он затопал дальше, спустился вниз по лестнице, распахнул дверь и заорал злым голосом:
— Наступает Рождество! Мне надоели и вы, и ваша зимняя спячка, а тут еще в любую минуту может начаться Рождество!
Внизу семья муми-троллей, как обычно, спала зимним сном. Они пребывали в зимней спячке уже много месяцев и намеревались продолжать ее до самой весны. Сон спокойно и приятно убаюкивал их, словно сплошной, долгий, теплый, летний полдень. И вдруг в сны Муми-тролля ворвались беспокойство и холодный воздух. А тут еще кто-то стащил с него одеяло и закричал, что ему надоело и что наступает Рождество.
— Уже весна? — пробормотал Муми-тролль.
— Весна? — нервно переспросил Хемуль. — Рождество, понимаешь ты, Рождество. А я еще ничего не достал, ничего не устроил, а меня посылают откопать вас посреди всей этой заварушки. Варежки, вероятно, пропали. И все бегают кругом как сумасшедшие, и ничего не ясно…
С этими словами Хемуль снова потопал на крышу — но уже вверх по лестнице — и выбрался наружу через люк.
— Мама, проснись, — испуганно сказал Муми-тролль. — Стряслось что-то ужасное. Они называют это Рождеством.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Муми-мама, высовывая мордочку из-под одеяла.
— Точно не знаю, — ответил ее сын. — Но ничего не устроено, и что-то потерялось, и все бегают кругом как сумасшедшие. Может, снова наводнение?
Он осторожно потряс фрёкен Снорк и прошептал:
— Не пугайся, но стряслось что-то ужасное.
— Спокойствие, — сказал Муми-папа. — Спокойствие прежде всего!
Он встал и завел часы, которые остановились еще где-то в октябре.
Они поднялись по мокрым следам Хемуля на чердак и вылезли на крышу дома муми-троллей.
Небо было голубое, как всегда, так что на этот раз не могло быть и речи о горе, извергающей пламя. Но вся долина была покрыта мокрым хлопком — горы, и деревья, и река, и весь дом. Было холодно, еще холоднее, чем в апреле.
— И это называется «Рождество»? — удивленно спросил папа.
Он набрал полную лапу хлопка и стал его разглядывать.
— Интересно, это выросло из земли? — спросил он. — Или упало с неба? Должно быть, страшно неприятно, если это случилось за один раз.
— Но, папа, это же снег, — объяснил Муми-тролль. — Я знаю, что это снег, и он падает на землю не сразу.
— Ах так, — произнес папа. — Но все равно это было бы неприятно.
Мимо на финских санях проехала тетка Хемуля с елкой.
— Вон как, наконец-то вы проснулись, — сказала тетка, не проявляя к ним ни малейшего интереса. — Постарайтесь раздобыть елку, пока не стемнеет.
— Но зачем? — начал было папа.
— Некогда мне тут с вами разговаривать! Еще опоздаю! — крикнула тетка через плечо и покатила дальше.
— Пока не стемнеет, — прошептала фрёкен Снорк. — Она сказала: «Пока не стемнеет». Самое опасное случается вечером…
— Значит, чтобы справиться, нужна елка, — размышлял вслух папа. — Ничего не понимаю.
— И я тоже, — покорно сказала мама. — Но когда пойдете за этой самой елкой, наденьте шарфы и шапки. А я попробую пока хоть немного растопить печь.
Несмотря на грозящую катастрофу, папа решил не трогать ни одну из своих собственных елей — он их берег. Вместо этого они перелезли через забор Гафсы и выбрали большую ель, которая в дальнейшем фактически ни на что уже не годилась.
— Ты считаешь, мы должны спрятаться на этой елке? — поинтересовался Муми-тролль.
— Не знаю, — ответил папа, продолжая рубить ель. — Я ничего во всем этом не понимаю.
Они дошли уже почти до реки, когда навстречу им кинулась Гафса с полной охапкой мешочков и пакетов.
Лицо ее было красное, страшно взволнованное, и она даже не узнала, к счастью, свою ель.
— Шум и давка! — закричала Гафса. — Невоспитанным ежам нельзя разрешать… И как я совсем недавно говорила Мисе[1], это просто позор…
— Елка, — сказал папа и отчаянно, изо всех сил вцепился в воротник ее шубы. — Что делать с елкой?
— Елка, — рассеянно повторила Гафса. — Елка? О, как ужасно! Нет, это просто невыносимо… ее ведь надо нарядить… я не успею…
И она уронила свои пакеты и мешочки в снег. Шапочка съехала ей на нос, и Гафса чуть не заплакала на нервной почве. Папа покачал головой и поднял елку.
Дома мама вымела веранду, достала спасательные пояса и аспирин, папино ружье и теплые компрессы. Ведь никогда заранее не знаешь…
Какой-то крошечный малыш сидел на самом краю дивана и пил чай. До этого он сидел в снегу под верандой, и вид у него был такой жалкий, что мама пригласила его в дом.
— Вот и елка, — сказал папа Муми-тролля. — Если бы только еще знать, для чего она нужна? Гафса уверяет, что ее надо нарядить.
— Таких больших платьев у нас нет, — огорченно сказала мама. — Интересно, что она имела в виду?
— Какая красивая елка! — закричал крошечный Малыш и, проглотив от страшной застенчивости чай, стал раскаиваться, что осмелился наконец что-то произнести.
— Ты знаешь, как наряжают елку? — спросила фрёкен Снорк.
Малыш жутко покраснел и прошептал:
— Как можно красивей. На нее надевают разные красивые вещи. Так я слышал.
Но тут, совершенно подавленный своей смелостью, он смущенно закрыл лапками мордочку, опрокинул чайную чашку и скрылся за дверью веранды.
— Теперь помолчите немного, а я подумаю, — сказал Муми-папа. — Если елку нужно нарядить как можно красивей, значит, и речи быть не может о том, чтобы на ней спрятаться от грозящей опасности. Значит, надо умилостивить опасность. Теперь я начинаю понимать, в чем тут дело.
Они тотчас вынесли ель во двор и надежно посадили в снег. И стали ее украшать снизу доверху как можно красивее всем, что только приходило им в голову.
Они украсили ее раковинами с летних клумб и жемчужным ожерельем фрёкен Снорк. Они сняли хрусталики с люстры в гостиной и развесили их на ветках, а на верхушку ели поместили красную шелковую розу, которую Муми-мама получила в подарок от папы. Все несли на елку самое красивое, что у них только было, желая умилостивить непонятные им силы зимы.
Когда ель была украшена, мимо снова промчалась тетка Хемуля на своих финских санях. Теперь она ехала уже в другую сторону и торопилась еще больше, если только это возможно.
— Взгляните на нашу елку! — воскликнул Муми-тролль.
— Еще чего! — сказала тетка Хемуля. — Но вы ведь всегда были с приветом! А мне некогда. Надо приготовить праздничное угощение для Рождества.
— Угощение для Рождества? — удивленно повторил Муми-тролль. — Значит, оно к тому же еще и ест?
Но тетка Хемуля не стала слушать.
— А по-вашему, можно обойтись без рождественского угощения? — торопливо обронила она и помчалась вниз по склону.
После обеда мама упорно трудилась на кухне. И перед самыми сумерками рождественское угощение было готово и стояло в маленьких мисочках вокруг елки. Там были и сок, и простокваша, и пирог с черникой, и яичный ликер — все то, что любила семья муми-троллей.
— Ты думаешь, Рождество очень голодное? — обеспокоенно поинтересовалась мама.
— Едва ли больше, чем я, — с тоской ответил папа.
Он сидел в снегу, завернувшись до самых ушей в одеяло, и мерз. Но ведь малявки всегда должны быть очень, очень предупредительны к великим силам природы.
Внизу, в долине, во всех окнах начали зажигаться огни. Огоньки светились и под деревьями, и из каждого жилища наверху среди ветвей, а полыхающие огни метались взад-вперед по снегу. Муми-тролль посмотрел на папу.
— Да, — подтвердил папа и кивнул головой. — На всякий случай!
Тогда Муми-тролль вошел в дом и собрал все свечи, какие только смог найти. Он воткнул их в снег вокруг ели и осторожно зажигал одну за другой, пока они все не загорелись, чтобы умилостивить мрак и Рождество.
Мало-помалу в долине стало совсем тихо: все, наверное, отправились к себе домой и сидели там в ожидании опасности, которая вот-вот грянет. Только одна-единственная тень еще бродила между деревьями — то был Хемуль.
— Привет! — тихо воскликнул Муми-тролль. — Оно скоро явится?
— Не мешай мне, — злобно ответил Хемуль, уткнувшись мордой в длинный список, где уже почти все было перечеркнуто.
Усевшись рядом с одной из свечей, он начал считать.
— Мама, папа, Гафса, — бормотал он. — Все кузины… старший Ёж… маленьким ничего не надо. И я тоже ничего не получил от Сниффа в прошлом году. Миса и Хомса, моя тетка… с ума можно сойти!
— В чем дело? — робко спросила фрёкен Снорк. — С ними что-нибудь случилось?
— Подарки! — разразился Хемуль. — С каждым новым Рождеством надо все больше и больше подарков.
Дрожащей лапой он перечеркнул строчку в своем списке и побрел дальше.
— Подожди! — крикнул Муми-тролль. — Объясни. А варежки?..
Но Хемуль исчез во мраке — он исчез, как и все остальные, кто спешил и был немного не в себе оттого, что на ступает Рождество.
Тогда семья муми-троллей тихонько отправилась в дом — поискать подарки. Папа выбрал свою лучшую блесну для ловли щук, лежавшую в очень красивом футляре. На нем он написал: «На Рождество» — и положил футляр в снег. Фрёкен Снорк стянула с ноги браслет и немножко вздохнула, заворачивая его в шелковую бумагу.
А мама открыла свой самый тайный ящик и вытащила оттуда книгу с разноцветными картинками, единственную раскрашенную книгу во всей Долине муми-троллей.
То, что завернул в бумагу Муми-тролль, было таким нежным и таким личным, что никто-никто не должен был это видеть. Даже после, уже весной, он никогда не рассказывал никому о том, что подарил.
Потом они все вместе уселись в снег в ожидании катастрофы.
Время шло, но ничего не случалось.
Только крошечный Малыш, который пил чай, высунулся из-за дровяного сарая. Он привел с собой всех своих родственников и их друзей. И все они были одинаково маленькие, и серенькие, и жалкие, и замерзшие.
— Веселого Рождества, — застенчиво прошептал Малыш.
— Ты и вправду первый, кто считает, что Рождество — веселое, — сказал папа Муми-тролля. — Ты что, совсем не боишься того, что может случиться, когда оно явится?
— А оно уже здесь, — пробормотал Малыш и уселся в снег вместе со своими родственниками. — Можно посмотреть? — спросил он. — У вас такая удивительно красивая елка!
— И угощение тоже, — мечтательно сказал один из родственников.
— И настоящие подарки, — добавил другой.
— Всю свою жизнь я мечтал о том, чтобы увидеть такое как можно ближе, — закончил свою речь Малыш и вздохнул.
Стало совсем тихо. Свечи горели, и пламя их было совершенно неподвижно в этой спокойной ночи. Малыш и его родственники сидели очень тихо. Видно было, как они всем восхищаются и хотят всего. Это чувствовалось все сильнее и сильнее, так что в конце концов мама Муми-тролля, приблизившись к папе, прошептала:
— А ты не думаешь…
— Да, но если… — возразил папа.
— Во всяком случае, — сказал Муми-тролль, — если Рождество разозлится, мы, быть может, спасемся на веранде. — И, повернувшись к Малышу, добавил: — Пожалуйста, это все ваше.
Малыш не поверил своим ушам. Он осторожно подошел к ели, а за ним потянулась целая вереница родственников и друзей, усы которых благоговейно дрожали.
Они никогда прежде не справляли свое собственное Рождество.
— А теперь вернее всего убраться отсюда, — обеспокоенно произнес папа.
Все семейство быстрыми, едва слышными шагами прокралось на веранду и спряталось под столом.
Но ничего не случилось.
Мало-помалу они боязливо выглянули в окно.
Крохотные малыши сидели в саду — ели, пили, разворачивали подарки и веселились так, как никогда в жизни. Под конец они взобрались на ель и расставили на всех ветвях горящие свечи.
— Но на верхушке должна быть, наверное, большая звезда, — сказал дядя Малыша.
— Ты думаешь? — спросил Малыш, глянув в раздумье на красную шелковую розу мамы Муми-тролля. — Не все ли равно что, главное — идея.
— Надо бы нам раздобыть и звезду, — прошептала мама. — Но ведь это совершенно невозможно.
Они посмотрели вверх на небо, такое далекое и черное, неправдоподобно усеянное звездами, — их было в тысячу раз больше, чем летом. А самая большая из них висела прямо над самой верхушкой их ели.
— Мне немножко хочется спать, — призналась мама. — И я не в силах больше гадать, что все это значит. Но похоже, все идет хорошо.
— Во всяком случае, Рождества я больше не боюсь, — заявил Муми-тролль. — Хемуль с Гафсой и со своей теткой, должно быть, чего-то недопоняли.
И, положив желтые варежки Хемуля на перила веранды, где он сразу смог бы их увидеть, они вошли в дом, чтобы снова лечь спать в ожидании весны.
[1] - См. повесть-сказку «Опасное лето»
Иллюстрации Туве Янсон
