Дюймовочка

Жила-была женщина; очень ей хотелось иметь ребенка, да где его взять? И вот она отправилась к одной старой колдунье и сказала ей:

- Мне так хочется иметь ребеночка; не скажешь ли ты, где мне его достать?

- Отчего же! - сказала колдунья. - Вот тебе ячменное зер­но; это не просто зерно, не из тех, что крестьяне сеют в поле или бросают курам; посади-ка его в цветочный горшок - уви­дишь, что будет!

-  Спасибо! - сказала женщина и дала колдунье две­надцать скиллингов; потом пошла домой, посадила яч­менное зерно в цветочный горшок, и тут же из него вырос большой чудесный цветок, очень похожий на тюльпан, но лепестки его были плотно сжаты, точно у нераспустивше­гося бутона.

- Какой славный цветок! - сказала женщина и поцеловала красивые - красные с желтыми прожилками - лепестки.

Что-то щелкнуло, и цветок распустился. Это оказался на­стоящий тюльпан, но в самой чашечке на зеленом стульчике сидела крошечная девочка. Она была такая нежная, малень­кая, всего с дюйм ростом, вот ее и прозвали Дюймовочкой.

Блестящая лакированная скорлупка грецкого ореха слу­жила ей колыбелькою, голубые фиалки - матрацем, а лепес­ток розы — одеяльцем; в эту колыбельку ее укладывали на ночь, а днем она играла на столе. На стол женщина постави­ла тарелку с водою, а по краям тарелки положила венок из цветов; длинные стебли цветов купались в воде, у самого же края плавал большой лепесток тюльпана. На нем Дюймовоч­ка могла переправляться с одной стороны тарелки на дру­гую; вместо весел у нее были два белых конских волоса. Все это было прелесть как мило! Дюймовочка умела и петь, тако­го нежного, красивого голоска никто еще не слыхивал!

Раз ночью, когда она лежала в своей колыбельке, через разбитое оконное стекло вскочила большущая жаба, мокрая, безобразная! Она вспрыгнула на стол, где спала под розовым лепестком Дюймовочка.

- Вот и жена моему сынку! - сказала жаба, взяла ореховую скорлупу с девочкой и выпрыгнула через окно в сад.

Там протекала большая, широкая река; у самого берега бы­ло топко и вязко; здесь-то, в тине, жила жаба с сыном. У! Ка­кой он был тоже гадкий, противный! Точь-в-точь мамаша.

- Коакс, коакс, брекке-ке-кекс! - только и мог он сказать, когда увидал прелестную крошку в ореховой скорлупе.

- Тише ты! А то она проснется да убежит от нас, - сказала старуха жаба. - Она ведь легче лебединого пуха! Высадим-ка ее посредине реки на широкий лист кувшинки - это ведь це­лый остров для такой крошки, оттуда она не сбежит, а мы по­ка приберем там, внизу, наше гнездышко. Вам ведь в нем жить да поживать.

В реке росло множество кувшинок; их широкие зеленые листья плавали на поверхности воды. Самый большой лист был всего дальше от берега; к этому-то листу подплыла жаба и поставила туда ореховую скорлупу с девочкой.

Бедная крошка проснулась рано утром, увидала, куда она попала, и горько заплакала: со всех сторон была вода, и ей никак нельзя было перебраться на сушу!

А старая жаба сидела внизу, в тине, и убирала свое жилье тростником и желтыми кувшинками - надо же было при­украсить все для молодой невестки! Потом она поплыла со своим безобразным сынком к листу, где сидела Дюймовочка, чтобы взять прежде всего ее хорошенькую кроватку и поста­вить в спальне невесты. Старая жаба очень низко присела в воде перед девочкой и сказала:

- Вот мой сынок, твой будущий муж! Вы славно заживете с ним у нас в тине. - Коакс, коакс, брекке-ке-кекс! - только и мог сказать сы­нок.

Они взяли хорошенькую кроватку и уплыли с ней, а девоч­ка осталась одна-одинешенька на зеленом листе и горько-горько плакала - ей вовсе не хотелось жить у гадкой жабы и выйти замуж за ее противного сына. Маленькие рыбки, ко­торые плавали под водой, верно, видели жабу с сынком и слышали, что они говорили, потому что все повысунули из воды головки, чтобы поглядеть на крошку невесту. А как они увидели ее, им стало ужасно жалко, что такой милень­кой девочке приходится идти жить к старой жабе в тину. Не бывать же этому! Рыбки столпились внизу, у стебля, на кото­ром держался лист, и живо перегрызли его своими зубами; листок с девочкой поплыл по течению, дальше, дальше... Те­перь уж жабе ни за что было не догнать крошку!

Дюймовочка плыла мимо красивых берегов, и маленькие птички, которые сидели в кустах, увидав ее, пели:

- Какая хорошенькая девочка! А листок все плыл да плыл, и вот Дюймовочка попала за границу.

Прелестный белый моты­лек долго порхал вокруг нее и наконец уселся на ли­сток - уж очень ему понра­вилась Дюймовочка! А она ужасно радовалась: гадкая жаба не могла теперь до­гнать ее, а вокруг было так красиво! Солнце так и горело золотом на воде! Дюймовочка сняла с себя пояс, одним концом обвязала мотылька, а другой привя­зала к своему листку, и листок поплыл еще быстрее.

Мимо летел майский жук, увидал девочку, обхватил ее за тонкую талию лапкой и унес на дерево, а зеленый листок по­плыл дальше, и с ним мотылек - он ведь был привязан к лист­ку поясом.

Ах, как перепугалась бедняжка, когда жук схватил ее и полетел с ней на дерево! Особенно ей жаль было хорошенько­го мотылечка, которого она привязала к листку: ему придет­ся теперь умереть с голоду, если не удастся освободиться. Но майскому жуку и горя было мало.

Он уселся с крошкой на самый большой зеленый лист, по­кормил ее сладким цветочным соком и сказал, что она пре­лесть какая хорошенькая, хоть и совсем не похожа на май­ского жука.

Потом к ним пришли с визитом другие майские жуки, кото­рые жили на том же дереве. Они оглядывали девочку с головы до ног, и жучки-барышни шевелили усиками и говорили:

- У нее только две ножки! Жалко смотреть!

- У нее нет усиков!

- Какая у нее тонкая талия! Фи! Она совсем как человек! Как некрасиво! - сказали в один голос все жуки женского пола.

Дюймовочка была премиленькая! Майскому жуку, кото­рый принес ее, она тоже сначала очень понравилась, но, когда все вокруг стали говорить, что она безобразна, и он не за­хотел больше держать ее у себя - пусть идет куда знает. Он снова обхватил ее, слетел с дерева и посадил на ромашку. Тут девушка принялась плакать о том, что она такая безобраз­ная: даже майские жуки не захотели оставить ее у себя! А на самом-то деле она была прелестнейшим созданием: нежная, ласковая, точно лепесток розы.

Целое лето прожила Дюймовочка одна-одинешенька в лесу. Она сплела себе колыбельку и подвесила ее под большой лопушиный лист - там дождик не мог достать ее, Ела крошка слад­кую цветочную пыльцу, а пила росу, которую каждое утро на­ходила на листочках.

Так миновали лето и осень; но вот дело пошло к зиме, длинной холодной зиме. Певуньи птички раз­летелись, кусты и цветы увяли, большой лопушиный лист, под которым жила Дюймовочка, пожелтел, весь засох и свер­нулся в трубочку. Сама крошка погибала от холода: платьице ее разорвалось, а она была такая маленькая, нежная - замер­зай, да и все тут! Пошел снег, и каждая снежинка была для нее то же, что для нас целая лопата снега; мы ведь большие, а она была всего-то с дюйм! Она завернулась было в сухой лист, но он совсем не грел, и бедняжка сама дрожала как лист. Возле леса, куда она попала, лежало большое поле; хлеб давно был убран, одни голые, сухие стебельки торчали из мерзлой земли; для Дюймовочки это был целый лес. Ух! Как она дрожала от холода! И вот пришла бедняжка к две­рям полевой мыши; дверью служила маленькая дырочка, прикрытая сухими стебельками и былинками. Полевая мышь жила в тепле и довольстве: все амбары были битком набиты хлебными зернами; кухня и кладовая ломились от припасов! Дюймовочка стала у порога, как нищенка, и по­просила подать ей кусочек ячменного зерна - она два дня ничего не ела!

- Ах ты, бедняжка! - сказала полевая мышь: она была, в сущности, добрая старуха. - Ступай сюда, погрейся да поешь со мною!

Девочка понравилась мыши, и мышь сказала:

- Ты можешь жить у меня всю зиму, только убирай хоро­шенько мои комнаты да рассказывай мне сказки - я до них большая охотница. И Дюймовочка стала делать все, что приказывала ей мышь, и зажила отлично.

- К нам скоро придет гость, - сказала полевая мышь. -Мой сосед обычно навещает меня раз в неделю. Он живет еще куда лучше меня: у него огромные залы, а ходит он в чудес­ной бархатной шубке. Вот если бы тебе удалось выйти за не­го замуж! Ты бы зажила на славу! Беда только, что он слеп и не может видеть тебя; но ты расскажи ему самые лучшие сказки, какие только знаешь.

Но девочка пропустила все это мимо ушей: ей вовсе не хоте­лось выйти замуж за соседа - ведь это был крот. Он в самом де­ле скоро пришел в гости к полевой мыши. Правда, он носил черную бархатную шубку, был очень богат и учен; по словам полевой мыши, помещение у него было раз в двадцать простор­нее, чем у нее, но он совсем не любил ни солнца, ни прекрасных цветов и отзывался о них очень дурно - он ведь никогда не ви­дел их. Девочке пришлось петь, и она спела две песенки: «Май­ский жук, лети, лети» и «Бродит по лугам монах», да так ми­ло, что крот прямо-таки в нее влюбился. Но он не сказал ни слова - он был такой степенный и солидный господин.

Крот недавно прорыл под землей длинную галерею от свое­го жилья к дверям полевой мыши и позволил мыши и девоч­ке гулять по этой галерее сколько угодно. Крот просил толь­ко не пугаться мертвой птицы, которая лежала там. Это была настоящая птица, с перьями, с клювом; она, должно быть, умерла недавно, в начале зимы, и была зарыта в землю как раз там, где крот прорыл свою галерею.

Крот взял в рот гнилушку - в темноте это ведь все равно, что свечка, - и пошел вперед, освещая длинную темную гале­рею. Когда они дошли до места, где лежала мертвая птица, крот проткнул своим широким носом в земляном потолке дырку, и в галерею пробился дневной свет. В самой середине галереи лежала мертвая ласточка; хорошенькие крылья бы­ли крепко прижаты к телу, лапки и головка спрятаны в пе­рышки; бедная птичка, верно, умерла от холода. Девочке стало ужасно жаль ее, она очень любила этих милых птичек, которые целое лето так чудесно пели ей песенки, но крот толкнул птичку своей короткой лапой и сказал: -  Небось не свистит больше! Вот горькая участь родиться пичужкой! Слава богу, что моим детям нечего бояться этого! Ведь птичка только и умеет, что чирикать - поневоле замерз­нешь зимой!

-  Да, да, правда ваша, умные слова приятно слышать, -сказала полевая мышь. - Какой прок от этого чириканья! Что оно приносит птице? Холод и голод зимой? Много, нече­го сказать!

Дюймовочка не вымолвила ни слова, но, когда крот с мы­шью повернулись к птице спиной, нагнулась к ней, раздвинула перышки и поцеловала ее прямо в закрытые глазки. «Может быть, та самая, что так чудесно распевала летом! -подумала девочка. - Сколько радости доставила ты мне, милая, хорошая птичка!»

Крот опять заткнул дыру в потолке и проводил дам обрат­но. Но девочке не спалось но­чью. Она встала с постели, сплела из сухих былинок большой хороший ковер, снесла его в галерею и завер­нула в него мертвую птичку; потом отыскала у полевой мы­ши пуху и обложила им лас­точку, чтобы ей было потеплее лежать на холодной земле. - Прощай, моя миленькая птич­ка, - сказала Дюймовочка. - Прощай! Спасибо тебе за то, что ты так чудесно пела мне летом, когда все деревья были такие зеленые, а солнышко так славно грело!

И она склонила голову на грудь птички, но вдруг испуга­лась - внутри что-то стучало. Это забилось сердечко птицы: она не умерла, а только окоченела от холода, теперь же со­грелась и ожила.

Осенью ласточки улетают в теплые края, а если какая-ни­будь запоздает, то от холода она окоченеет, упадет замертво на землю, и ее засыплет холодным снегом.

Девочка вся задрожала от испуга - птица ведь была в срав­нении с крошкой просто великаном, - но все-таки собралась с духом, еще больше закутала ласточку, потом сбегала при­несла листок мяты, которым укрывалась вместо одеяла са­ма, и покрыла им голову птички.

На следующую ночь Дюймовочка опять потихоньку про­бралась к ласточке. Птичка совсем уже ожила, только была еще очень слаба и еле-еле открыла глаза, чтобы посмотреть на девочку, которая стояла перед нею с кусочком гнилушки в руках, - другого фонаря у нее не было.

- Благодарю тебя, милая крошка! - сказала больная лас­точка. — Я так славно согрелась. Скоро я совсем поправлюсь и опять вылечу на солнышко.

- Ах, - сказала девочка, - теперь так холодно, идет снег! Останься лучше в своей теплой постельке, я буду ухаживать за тобой.

И Дюймовочка принесла птичке воды в цветочном лепестке. Ласточка попила и рассказала девочке, как поранила себе кры­ло о терновый куст и потому не могла улететь вместе с другими ласточками в теплые края, как упала на землю и... Да больше она уж ничего не помнила и как попала сюда - не знала.

Всю зиму прожила тут ласточка, и Дюймовочка ухаживала за ней. Ни крот, ни полевая мышь ничего не знали об этом -они ведь совсем не любили птичек. Когда настала весна и пригрело солнце, ласточка распро­щалась с девочкой, и Дюймовочка открыла ей дыру, которую проделал крот.

Солнце так славно грело, и ласточка спросила, не хочет ли де­вочка отправиться вместе с ней, - пускай сядет к ней на спину, и они полетят в зеленый лес! Но Дюймовочка не захотела бросить полевую мышь - она ведь знала, что старуха очень огорчится.

- Нет, нельзя! — сказала девочка ласточке.

-  Прощай, прощай, милая добрая крошка! - сказала лас­точка и вылетела на солнышко.

Дюймовочка посмотрела ей вслед, и у нее даже слезы навер­нулись на глаза - уж очень полюбилась ей бедная птичка.

- Кви-вить, кви-вить! - прощебетала птичка и скрылась в зеленом лесу.

Девочке было очень грустно. Ей совсем не позволяли выхо­дить на солнышко, а хлебное поле так все заросло высокими толстыми колосьями, что стало для бедной крошки дрему­чим лесом.

- Летом тебе придется готовить себе приданое! - сказала ей полевая мышь.

Оказалось, что скучный сосед в бархатной шубе посватал­ся за девочку.

- Надо, чтобы у тебя всего было вдоволь, а там выйдешь за­муж за крота и подавно ни в чем нуждаться не будешь!

И девочке пришлось прясть по целым дням, а старуха мышь наняла четырех пауков для тканья, и они работали день и ночь.

Каждый вечер крот приходил к полевой мыши в гости и все только и болтал о том, что вот скоро лету будет конец, солнце перестанет так палить землю - а то она прямо как ка­мень стала, - и тогда они сыграют свадьбу. Но девочка была совсем не рада: ей не нравился скучный крот. Каждое утро на восходе солнышка и каждый вечер на закате Дюймовочка выходила на порог мышиной норки; иногда ветер раздвигал верхушки колосьев, и ей удавалось увидеть кусочек голубого неба. «Как светло, как хорошо там, на воле!» - думала девоч­ка и вспоминала о ласточке; ей очень хотелось бы повидать­ся с птичкой, но ласточки нигде не было видно: должно быть, она летала там, далеко-далеко, в зеленом лесу!

К осени Дюймовочка приготовила все свое приданое.

Через месяц твоя свадьба! сказала девочке полевая мышь.

Но крошка заплакала и сказала, что не хочет выходить за­муж за скучного крота.

- Пустяки! - сказала старуха мышь. - Только не капризни­чай, а то я укушу тебя - видишь, какие у меня острые белые зубы? У тебя будет чудеснейший муж. У самой королевы нет такой бархатной шубки, как у него! Да и в кухне и в погребе у него не пусто! Благодари бога за такого мужа!

Наступил день свадьбы. Крот пришел за девочкой. Теперь ей придется идти за ним в его нору, жить там, глубоко-глубоко под землей, и никогда не выходить на солнце -крот ведь терпеть его не мог! А бедной крошке было так тяжело навсегда рас­проститься с красным сол­нышком! У полевой мыши она все-таки могла хоть из­редка любоваться на него.

И Дюймовочка вышла взглянуть на солнце в по­следний раз. Хлеб был уже убран с поля, и из земли опять торчали одни голые, засохшие стебли. Девочка отошла от дверей подальше и протянула к солнцу руки:

- Прощай, ясное солнышко, прощай!

Потом она обняла ручонками маленький красный цвето­чек, который рос тут, и сказала ему:

- Кланяйся от меня милой ласточке, если увидишь ее!

- Кви-вить, кви-вить! - вдруг раздалось над ее головой. Дюймовочка подняла глаза и увидела ласточку, которая

пролетала мимо. Ласточка тоже увидела девочку и очень об­радовалась, а девочка заплакала и рассказала ласточке, как ей не хочется выходить замуж за противного крота и жить с ним глубоко под землей, куда никогда не заглянет солнышко. - Скоро придет холодная зима, - сказала ласточка, - и я улетаю далеко-далеко, в теплые края. Хочешь лететь со мной? Ты можешь сесть ко мне на спину - только привяжи себя покрепче поясом, - и мы улетим с тобой далеко от гадко­го крота, далеко за синие моря, в теплые края, где солнышко светит ярче, где всегда лето и цветут чудные цветы! Полетим со мной, милая крошка! Ты ведь спасла мне жизнь, когда я замерзала в темной, холодной яме.

-  Да, да, я полечу с тобой! - сказала Дюймовочка, села птичке на спину, уперлась ножками в ее распростертые кры­лья и крепко привязала себя поясом к самому большому перу. Ласточка взвилась стрелой и полетела над темными лесами, над синими морями и высокими горами, покрытыми снегом. Там было страсть как холодно; Дюймовочка вся зарылась в теплые перья ласточки и только головку высунула, чтобы лю­боваться всеми красотами, которые встречались в пути.

Но вот и теплые края! Тут солнце сияло уже гораздо яр­че, небо стояло выше, а около канав и изгородей рос зеле­ный и черный виноград. В лесах зрели лимоны и апельси­ны, пахло миртами и душистой мятой, а по дорожкам бегали прелестные ребятишки и ловили больших пестрых бабочек. Но ласточка летела все дальше и дальше, и чем дальше, тем было все лучше. На берегу красивого голубого озера, посреди зеленых кудрявых деревьев, стоял старин­ный белый мраморный дворец. Виноградные лозы обвива­ли его высокие колонны, а наверху, под крышей, лепились ласточкины гнезда. В одном из них и жила ласточка, кото­рая летела с Дюймовочкой.

- Вот мой дом! - сказала ласточка. - А ты выбери себе вни­зу какой-нибудь красивый цветок, я тебя посажу в него, и ты чудесно заживешь!

- Как я рада! - воскликнула Дюймовочка и захлопала в ла­доши.

Внизу лежали большие куски мрамора - это свалилась верхушка одной колонны и разбилась на три куска, а между ними росли крупные белые цветы.

Ласточка спустилась и по­садила девочку на один из широких лепестков. Но вот диво! В самой чашечке цвет­ка сидел маленький челове­чек, беленький и прозрач­ный, точно хрустальный. На голове у него сияла золотая корона, за плечами развева­лись блестящие крылышки, а сам он был не больше Дюй­мовочки. Это был эльф. В каждом цветке живет эльф, мальчик или девочка, а тот, который сидел рядом с Дюймовочкой, был сам король эльфов.

- Ах, как он хорош! - шепнула Дюймовочка ласточке.

Маленький король совсем перепугался при виде ласточ­ки. Он был такой крошечный, нежный, и она показалась ему просто чудовищем. Зато он очень обрадовался, увидав нашу крошку, - он никогда еще не видывал такой хоро­шенькой девочки! И он снял свою золотую корону, надел ее Дюймовочке на голову и спросил, как ее зовут и хочет ли она быть его женой, королевой эльфов и царицей цветов? Вот это муж так муж! Не то что сын жабы или крот в бар­хатной шубе!

И девочка согласилась. Тогда из каждого цветка выле­тели эльфы - мальчики и девочки - такие хорошенькие, что просто прелесть! Все они поднесли Дюймовочке по­дарки.

Самым лучшим была пара прозрачных стрекозиных крылышек. Их прикрепили к спинке девочки, и она тоже могла теперь летать с цветка на цветок! Вот-то была ра­дость!

А ласточка сидела наверху, в своем гнездышке, и пела им, как только умела. Но самой ей было очень грустно: она крепко полюбила девочку и хотела бы век не расставаться с ней.

- Тебя больше не будут звать Дюймовочкой! - сказал девоч­ке эльф. - Это некрасивое имя, а ты такая хорошенькая! Мы будем звать тебя Майей!

- Прощай, прощай! - прощебетала ласточка и опять поле­тела из теплых краев далеко, далеко - в Данию. Там у нее бы­ло маленькое гнездо, как раз над окном человека, который умеет рассказывать сказки. Ему-то она и спела свое «кви-вить», а от него и мы узнали эту историю.