Домик в лесу

(Время чтения: 11 мин.)

Домик в лесу

Главный герой рассказа Георгия Скребницкого Домик в лесу заблудился в карельской тайге и получил хороший жизненный урок. Пережив смертельную опасность, герой оценил то, на что раньше не обращал внимания: простую еду, мягкую постель, возможность погреться у огня. Москвич, приехавший в Карелию поохотиться, забрел в лесную чащу и заплутал. До самой ночи брел он по мшистому болоту. Оставалось одно – отыскать сухой холмик и заночевать в лесу. Неожиданно он заметил мерцающий огонек костра и вскоре вышел к избушке. Оказалось, в ней живет художник Павел Сергеевич, тоже москвич. Он никогда не убивал зверей, только удил рыбу и писал свои чудесные картины. Павел Сергеевич накормил путника ухой, уложил спать, а наутро познакомил со своими друзьями – забавным медвежьим семейством.

Уже начинало смеркаться. Еле волоча от усталости ноги и отбиваясь от несметного количества комаров, я поднялся на возвышенность и огляделся. В полумгле уходящего дня всюду виднелся лес и лес, и только очень далеко впереди из-за деревьев что-то синело – не то вода, не то дымка тумана над лесным болотом.

Куда же идти?

Местность была совсем незнакомая. А ведь карельская тайга – это не шутка. Можно пройти по ней десятки километров, не встретив ни души. Можно забраться в такие лесные топи, что обратно и не выберешься. А я, как на грех, на этот раз не взял с собой ни еды, ни спичек и, главное, не захватил компаса. Вышел утром побродить немного за деревней по лесу, да сам и не заметил, как заблудился.

Я ругал себя за такую неосторожность, но что же теперь делать? Идти по тайге среди бурелома и страшных болотных топей, идти неизвестно куда или ночевать прямо в лесу, без огня, без еды, в этом комарином аду? Нет, ночевать здесь невозможно.

«Пойду, пока хватит сил, – решил я. – Пойду туда, где синеет вода или туман. Может, там озеро и я выберусь к какому-нибудь жилью».

Вновь спустившись с возвышенности и стараясь не потерять взятого направления, я пошёл вперёд.

Кругом был сосновый заболоченный лес. Ноги тонули в толстом покрове мха, как в глубоком снегу, поминутно натыкались то на кочки, то на остатки сгнивших деревьев. С каждой минутой становилось всё темнее и темнее. Потянуло вечерней сыростью, сильнее запахло багульником и другими болотными травами. Надвигалась глухая таёжная ночь. Привычные звуки дня сменились таинственными шорохами ночи.

Я – старый охотник, не раз ночевал в лесу, а главное, со мною надёжный спутник – ружьё. Чего же бояться? Но, признаюсь, в этот раз мне становилось всё более и более жутко. Одно дело – ночлег у костра, в знакомом лесу, а другое дело – ночёвка в глухой тайге, без огня, без еды… и это томящее чувство, что ты заблудился.

Я шёл наугад, то спотыкаясь о корни, то вновь неслышно ступая по мягкому моховому покрову. Кругом было совсем тихо. Ни один звук не нарушал покоя бесконечных лесных просторов.

От этой мертвящей тишины становилось ещё тоскливее и тревожнее. Казалось, кто-то страшный затаился в болотистых топях и вот-вот сейчас выскочит из них с диким, зловещим криком.

Настораживаясь от малейшего шороха и держа наготове ружьё, я вошёл в окраину болота.

Неожиданно раздался громкий треск валежника. Я невольно вскинул ружьё. Прочь от меня стремительно понёсся кто-то большой, тяжёлый. Было слышно, как под ним с треском ломались сухие сучья.

Я перевёл дух и опустил ружьё. Да это же лось, безобидный гигант таёжных лесов! Вот он уже мчится где-то далеко, его еле слышно. И вновь всё смолкает, погружается в тишину.

Я совсем потерял в темноте направление, по которому вначале шёл. Потерял и всякую надежду куда-нибудь добраться. Шёл с одной только мыслью: во что бы то ни стало выбраться из этой мрачной, заболоченной низины на какую-нибудь возвышенность, а там лечь под дерево, укутать голову курткой от комаров и ждать рассвета.

От сильной усталости мне даже не хотелось есть. Только бы поскорее лечь, отдохнуть, никуда больше не идти и ни о чём не думать.

Но вот впереди что-то темнеет – должно быть лесной холм. Собрав остаток сил, я взобрался на него и чуть не вскрикнул от радости. Внизу, за холмом, ярко светил огонёк.

Забыв об усталости, я почти бегом спустился с холма и, пробравшись через колючие кусты можжевельника, вышел на поляну.

На краю её, под старыми соснами, виднелся маленький домик – наверное промысловая избушка или сторожка лесника. А перед домиком ярко горел костёр. Как только я показался на поляне, от костра поднялась высокая фигура человека.

Я подошёл к огню:

– Здравствуйте! Можно у вас переночевать?

– Конечно, можно, – ответил рослый человек в какой-то странной широкополой шляпе.

Он внимательно оглядел меня:

– Вы что – охотник, наверное?

– Да, охотник из Заонежья. Заблудился немного. – Я назвал свою деревню.

– Ого, и занесло же вас в такую даль! Это километров тридцать отсюда будет. Измучились? Хотите поесть? Сейчас уха и чай поспеют. Отдыхайте пока.

Я поблагодарил и совсем без сил опустился рядом с костром.

В него было набросано много сосновых шишек, и их едкий дым разгонял комаров.

Вот когда я наконец вздохнул от всего сердца! До чего же хорош костёр в лесу, когда доберёшься до него после долгих, томительных скитаний… Сколько тепла и жизни в этих перебегающих золотых огоньках!.. А как уютно, хорошо бурлит, закипая, чайник, будто напевает песню об отдыхе после далёкого, трудного пути.

Мой новый знакомец отошёл от костра и скрылся в домике.

Я огляделся кругом. Огонь мешал рассмотреть, что находится за поляной. С одной стороны, прямо за домиком, слабо виднелся лес, а с другой стороны поляна словно обрывалась куда-то в темноту, и оттуда слышался лёгкий монотонный плеск волн. Наверное, там было озеро или река.

Хозяин вышел из домика, неся деревянную миску, ложки и хлеб.

– Ну, давайте закусим, – пригласил он, наливая из котелка в миску дымящуюся уху.

Кажется, никогда в жизни не ел я такой чудесной ухи и не пил такого душистого чая с малиной.

– Кушайте, кушайте, не стесняйтесь, у нас этой ягоды про́пасть по гарям растёт, – говорил мне хозяин, пододвигая кузовок, доверху наполненный крупными спелыми ягодами. – Здорово вам повезло, что сюда забрели, а то могли бы в этих лесах проплутать. Вы что же, нездешний, верно?

Я рассказал, что приехал сюда на лето из Москвы.

– А вы здешний? Это ваш домик? – в свою очередь спросил я у него.

– Нет, я тоже из Москвы. Я художник, зовут меня Павел Сергеевич, – представился мой собеседник. – Вот уж никак не думал здесь, в тайге, москвича встретить! – засмеялся он. – Я-то в Карелии не первый год, третье лето провожу. Так мне, знаете, этот край по душе пришёлся, будто век тут прожил. У меня в Петрозаводске и лодка своя есть. Как приезжаю из Москвы, сейчас все пожитки в лодку – и поплыву. Сперва по озеру, а потом по этому заливу. Он ведь прямо в Онегу выходит. Первый раз я случайно сюда заплыл. У меня палатка с собой была, в ней и жил. А потом на ту хижину наткнулся и обосновался в ней.

– Что же это за хижина?

– Кто её знает! Верно, когда-нибудь лесная сторожка была или рыбачья избушка. Только никто здесь не бывает. Может, охотники зимой заходят. А вот летом я здесь живу, пишу этюды да рыбку ловлю.

– А вы не охотник? – спросил я его.

– Нет, не охотник, – ответил Павел Сергеевич. – Я, наоборот, стараюсь всякую живность сюда приманить. И чур, первое условие: возле этого домика не стрелять, а то сразу поссоримся.

– Что вы, зачем же я буду здесь стрелять! Лес велик, места хватит.

– Ну, значит, так и договорились. А теперь идёмте спать, – пригласил меня хозяин.

Мы вошли в домик. Павел Сергеевич засветил электрический фонарь и направил его в угол. Там я увидел широкие нары, завешенные пологом от комаров.

Мы забрались под полог, разделись и улеглись на мягкой постели из толстого слоя мха, укрытого чистой простынёй. Подушки были тоже набиты мхом. От этой постели и от всей хижины удивительно хорошо пахло лесной свежестью. Окно и дверь были открыты настежь. Под пологом было прохладно и совсем не кусали комары. С зловещим завыванием носились они во-круг нас, но достать никак не могли, сколько ни пытались.

– Посмотрите-ка, что делается, – сказал Павел Сергеевич, вновь зажигая фонарик и направляя его на полог.

Я взглянул на освещённый круг прозрачной материи, и мне сделалось жутко: вся она казалась живой от сплошной массы облепивших её снаружи комаров. «Без полога за ночь нас совсем бы съели. Какое счастье, что я набрёл на эту лесную избушку!»

– Ну, а теперь послушаем, что говорит Москва, да и спать, – сказал Павел Сергеевич, доставая из угла полога маленький детекторный приёмник и наушники.

– Как, у вас и радио есть? – удивился я.

– А то как же! Газет здесь нет – надо же знать, что на свете делается. Да и хорошую музыку неплохо послушать. Как-то на днях Чайковского передавали, концерт для скрипки. Я положил наушники рядом на подушку и весь вечер слушал. Чудесно! Вы только представьте себе: кругом тайга, сосны шумят, озеро плещется – и тут же скрипка поёт… Знаете, слушаю, и кажется мне, что это вовсе не скрипка, а ветер – сама тайга поёт… Так хорошо – всю ночь бы не отрываясь слушал! – Павел Сергеевич достал папиросу и закурил. – А на будущий год обязательно привезу сюда маленькую динамку, установлю на потоке и проведу себе в домик электричество. Тогда и осенью здесь подольше оставаться можно, до самого ледостава. Буду писать тайгу в осеннем уборе.

Павел Сергеевич настроил радио и положил наушники между нами на подушку. Слышно было прекрасно, но я так устал, что ничего уже не мог слушать. Я повернулся к стене и заснул как убитый.

Проснулся я оттого, что кто-то легонько тряс меня за плечо.

– Привстаньте потише, – шептал Павел Сергеевич. – Поглядите на моих гостей.

Край полога был приподнят, и я выглянул из-за него. Уже совсем рассвело. В раскрытую настежь дверь была видна полянка и за ней неширокий лесной затон. У самого берега покачивалась привязанная лодка.

Но что это? На берегу возле лодки, как у себя дома, разгуливала семья медведей: медведица и два уже подросших медвежонка. Они что-то подбирали с земли и ели.

Я смотрел на них, боясь шевельнуться, боясь неосторожным движением спугнуть этих чутких лесных зверей, так доверчиво подошедших к самому жилью человека.

А медведи всё продолжали свой утренний завтрак. Потом, видимо наевшись, медвежата начали возню. Они кувыркались и боролись друг с другом. Вдруг один из медвежат подбежал к берегу и мигом залез в лодку. Второй сейчас же последовал его примеру. Медвежата поместились в лодке и принялись её раскачивать. А старая медведица уселась тут же на бережок и следила за детворой.

Медвежата и в лодке затеяли борьбу. Они возились до тех пор, пока не свалились в воду. Фыркая и отряхиваясь, оба выскочили на берег и продолжали свою игру.

Не знаю, сколько времени длилось это необычайное зрелище – может, час, а может, и больше. Наконец медвежья семья убралась обратно в лес.

– Ну что, поглядели моих гостей? Хороши? – весело спросил Павел Сергеевич.

– Очень хороши. Неужели они не первый раз сюда приходят?

– Нет, очень часто, почти каждое утро. Я как сварю уху, бульон отцежу, а всю вываренную рыбу на бережку оставляю. Это им угощение. Первый раз медведица ещё в начале лета ко мне в гости пришла – видно, рыбу учуяла. С тех пор и навещает. Я и медвежат рыбой в лодку заманил. Начал туда класть, вот они лазить и повадились. А какие зарисовки я с этого медвежьего семейства сделал! Хотите поглядеть?

Я с радостью согласился.

Мы быстро оделись и выбрались из-под полога.

Домик состоял из одной комнаты. Под окном находился чисто выструганный стол, заваленный кусками холста, кистями, красками и разными рыболовными принадлежностями. В углу виднелись удочки, спиннинг, подса́чек. Вообще сразу чувствовалось, что в этом домике живёт рыболов и художник.

– Ну, вот плоды моих трудов, – шутливо сказал Павел Сергеевич, подходя к столу, и начал показывать мне свою работу. Это были небольшие, незаконченные наброски.

Павел Сергеевич осторожно, с любовью брал их один за другим и ставил к стене. И передо мной начала раскрываться жизнь лесных обитателей карельской тайги. Тут были и знакомые мне медвежата – на залитой солнцем полянке, и лосиха с лосёнком, бродившие по моховому болоту, и лисье семейство у своей норы, и зайцы, и множество различных птиц – тетерева, глухари, рябчики… Звери и птицы, как живые, то, чутко насторожившись, глядели на меня, то мирно разгуливали среди зелёных кустов.

А какие чудесные уголки природы! Вот горный поток несётся среди серых гранитных скал и вдруг разливается в небольшой водоём…

– Здесь я форелей всегда ловлю, – говорит Павел Сергеевич. – А это Онежское озеро, когда выплываешь из залива. – И он показывает небольшой этюд: вода, солнце, лесистые берега, и у самого берега возле камышей – две гагары.

Как всё это живо и как знакомо! Словно сам бродил по глухой тайге, а потом выбрался на широкий водный простор Онеги.

Я пересмотрел все этюды. Каждый из них был хорош по-своему, и в каждом было что-то новое, своё, а главное – чувствовалась душа самого художника, горячо любящего этот суровый лесной край.

– Очень, очень хорошо! – сказал я, когда мы пересмотрели всё. – Счастливец, вам можно и не охотиться. Всё равно повезёте домой такие трофеи, которые нам, охотникам, и не снятся.

Павел Сергеевич улыбнулся:

– Да, карандаш и кисть мне вполне заменяют ружьё. И, кажется, ни я, ни дичь от этого не в убытке.

Мы вышли из домика. Было утро. Солнце только ещё поднялось, и лёгкий ночной туман розовым облаком плыл над тайгой.

Разведя костёр, мы напились чаю, и Павел Сергеевич подробно объяснил мне обратную дорогу к дому.

– Приходите ещё! – сказал он на прощание, когда я уже поднимался на холм.

Я обернулся. Весь домик был виден как на ладони, а перед ним – полянка, залив и дальше лес, лес до самого горизонта.

– Обязательно приду! – ответил я и спустился с холма в лесную чащу.

35
+30
5

Похожие рассказы