Глава вторая
Все девчонки воображают, что они очень умные. Не знаю, отчего у них такое большое воображение!
Моя младшая сестра Лика перешла в третий класс и теперь думает, что меня можно совсем не слушаться, будто я ей вовсе не старший брат и у меня нет никакого авторитета. Сколько раз я говорил ей, чтоб она не садилась за уроки сразу, как только придет из школы. Это ведь очень вредно! Пока учишься в школе, мозг в голове устает и ему надо сначала дать отдохнуть часа два, полтора, а потом уже можно садиться за уроки. Но Лике хоть говори, хоть нет, она ничего слушать не хочет.
Вот и теперь: пришел я домой, а она тоже уже вернулась из школы, разложила на столе книжки и занимается.
Я говорю:
- Что же ты, голубушка, делаешь? Разве ты не знаешь, что после школы надо мозгу давать отдых?
- Это, - говорит, - я знаю, только мне так удобней. Я сделаю уроки сразу, а потом свободна: хочу - гуляю, хочу - что хочу делаю.
- Экая, - говорю, - ты бестолковая! Мало я тебе в прошлом году твердил! Что я могу сделать, если ты своего старшего брата не хочешь слушать? Вот вырастет из тебя тупица, тогда узнаешь!
- А что я могу сделать? - сказала она. - Я ни минуточки не могу посидеть спокойно, пока дела не сделаю.
- Будто потом нельзя сделать! - ответил я. - Выдержку надо иметь.
- Нет, уж лучше я сначала сделаю и буду спокойна. Ведь уроки у нас легкие. Не то что у вас, в четвертом классе.
- Да, - говорю, - у нас не то что у вас. Вот перейдешь в четвертый класс, тогда узнаешь, где раки зимуют.
- А что тебе сегодня задано? - спросила она.
- Это не твоего ума дело, - ответил я. - Ты все равно ничего не поймешь, так что и рассказывать не стоит.
Не мог же я сказать ей, что мне задано повторять таблицу умножения! Ее ведь во втором классе проходят.
Я решил с самого начала взяться за учебу как следует и сразу засел повторять таблицу умножения. Конечно, я повторял ее про себя, чтоб Лика не слышала, но она скоро окончила свои уроки и убежала играть с подругами. Тогда я принялся учить таблицу как следует, вслух, и выучил ее так, что меня хоть разбуди ночью и спроси, сколько будет семью семь или восемью девять, я без запинки отвечу.
Зато на другой день Ольга Николаевна вызвала меня и проверила, как я выучил таблицу умножения.
- Вот видишь, - сказала она, - когда ты хочешь, то можешь учиться как следует! Я ведь знаю, что у тебя способности есть.
Все было бы хорошо, если б Ольга Николаевна спросила меня только таблицу, но ей еще захотелось, чтоб я задачу на доске решил. Этим она, конечно, все дело испортила.
Я вышел к доске, и Ольга Николаевна продиктовала задачу про каких-то плотников, которые строили дом. Я записал условие задачи на доске мелом и стал думать. Но это, конечно, только так говорится, что я стал думать. Задача попалась такая трудная, что я все равно не решил бы ее. Я только нарочно наморщил лоб, чтоб Ольга Николаевна видела, будто я думаю, а сам стал украдкой поглядывать на ребят, чтоб они подсказали мне. Но подсказывать тому, кто стоит у доски, очень трудно, и все ребята молчали.
- Ну, как ты станешь решать задачу? - спросила Ольга Николаевна. - Какой будет первый вопрос?
Я только сильнее наморщил лоб и, повернувшись вполоборота к ребятам, изо всех сил заморгал одним глазом. Ребята сообразили, что мое дело плохо, и стали подсказывать.
- Тише, ребята, не подсказывайте! Я сама помогу ему, если надо, - сказала Ольга Николаевна.
Она стала объяснять мне задачу и сказала, как сделать первый вопрос. Я хотя ничего не понял, но все-таки решил на доске первый вопрос.
- Правильно, - сказала Ольга Николаевна. - Теперь какой будет второй вопрос?
Я снова задумался и замигал глазом ребятам. Ребята опять стали подсказывать.
- Тише! Мне ведь все слышно, а вы только ему мешаете! - сказала Ольга Николаевна и принялась объяснять мне второй вопрос.
Таким образом, постепенно, с помощью Ольги Николаевны и с подсказкой ребят, я решил наконец задачу.
- Теперь ты понял, как нужно решать такие задачи? - спросила Ольга Николаевна.
- Понял, - ответил я.
На самом деле я, конечно, совсем ничего не понял, но мне стыдно было признаться, что я такой бестолковый, к тому же я боялся, что Ольга Николаевна поставит мне плохую отметку, если я скажу, что не понял. Я сел на место, списал задачу в тетрадь и решил еще дома подумать над ней как следует.
После урока говорю ребятам:
- Что же вы подсказываете так, что Ольга Николаевна все слышит? Орут на весь класс! Разве так подсказывают?
- Как же тут подскажешь, когда ты возле доски стоишь! - говорит Вася Ерохин. - Вот если б тебя с места вызвали...
- "С места, с места"! Потихоньку надо.
- Я и подсказывал тебе сначала потихоньку, а ты стоишь и ничего не слышишь.
- Так ты, наверно, себе под нос шептал, - говорю я.
- Ну вот! Тебе и громко нехорошо и тихо нехорошо! Не разберешь, как тебе надо!
- Совсем никак не надо, - сказал Ваня Пахомов. - Самому надо соображать, а не слушать подсказку.
- Зачем же мне свою голову утруждать, если я все равно ничего в этих задачах не понимаю? - говорю я.
- Оттого и не понимаешь, что не хочешь соображать, - сказал Глеб Скамейкин. - Надеешься на подсказку, а сам не учишься. Я лично никому больше подсказывать не буду. Надо, чтоб был порядок в классе, а от этого один вред.
- Найдутся и без тебя, подскажут, - говорю я.
- А я все равно буду бороться с подсказкой, - говорит Глеб.
- Ну, не больно-то задавайся! - ответил я.
- Почему "задавайся"? Я староста класса! Я добьюсь, чтоб подсказки не было.
- И нечего, - говорю, - воображать, если тебя старостой выбрали! Сегодня ты староста, а завтра я староста.
- Ну вот, когда тебя выберут, а пока еще не выбрали. Тут и другие ребята вмешались и стали спорить, нужно подсказывать или нет. Но мы так ни до чего и не доспорились. Прибежал Дима Балакирев. Он узнал, что летом на пустыре позади школы старшие ребята устроили футбольное поле. Мы решили прийти после обеда и сыграть в футбол. После обеда мы собрались на футбольном поле, разбились на две команды, чтоб играть по всем правилам, но тут в нашей команде произошел спор, кому быть вратарем. Никто не хотел стоять в воротах. Каждому хотелось бегать по всему полю и забивать голы. Все говорили, чтоб вратарем был я, но мне хотелось быть центром нападения или хотя бы полузащитником. На мое счастье, Шишкин согласился сделаться вратарем. Он сбросил с себя куртку, стал в воротах, и игра началась.
Сначала перевес оказался на стороне противников. Они все время атаковали наши ворота. Вся наша команда смешалась в кучу. Мы без толку носились по полю и только мешали друг другу. На наше счастье, Шишкин оказался замечательным вратарем. Он прыгал, как кошка или какая-нибудь пантера, и не пропустил в наши ворота ни одного мяча. Наконец нам удалось завладеть мячом, и мы погнали его к воротам противника. Кто-то из наших пробил по воротам, и счет оказался 1: 0 в нашу пользу. Мы обрадовались и с новыми силами начали нажимать на вражеские ворота. Скоро нам удалось забить еще гол, и счет оказался 2: 0 в нашу пользу. Тут игра почему-то снова перешла на нашу половину поля. Нас опять стали теснить, и мы никак не могли отогнать мяч от наших ворот. Тогда Шишкин схватил мяч руками и помчался с ним прямо к воротам противника. Там он положил мяч на землю и уже хотел забить гол, но тут Игорь Грачев ловко отыграл у него мяч, передал его Славе Ведерникову, Слава Ведерников - Ване Пахомову, и не успели мы оглянуться, как мяч уже был в наших воротах. Счет стал 2: 1. Шишкин со всех ног побежал на свое место, но, пока он бежал, нам снова забили гол, и счет стал 2: 2. Мы принялись ругать на все лады Шишкина за то, что он оставил свои ворота, а он оправдывался и говорил, что теперь будет играть по всем правилам. Но из этих обещаний ничего не вышло. Он то и дело выскакивал из ворот, и как раз в это время нам забивали голы. Игра продолжалась до позднего вечера. Мы забили шестнадцать голов, а нам забили двадцать один. Нам хотелось еще поиграть, но темнота наступила такая, что мяча не стало видно, и пришлось разойтись по домам. По дороге все только и говорили, что мы проиграли из-за Шишкина, потому что он все время выскакивал из ворот.
- Ты, Шишкин, замечательный вратарь, - сказал Юра Касаткин. - Если бы ты исправно стоял в воротах, наша команда была бы непобедимой.
- Не могу я стоять спокойно, - ответил Шишкин. - Я люблю играть в баскетбол, потому что там можно каждому бегать по всему полю и никакого вратаря не полагается и к тому же все могут хватать мяч руками. Вот давайте организуем баскетбольную команду.
Шишкин начал рассказывать о том, как нужно играть в баскетбол, и, по его словам, эта игра была не хуже футбола.
- Надо поговорить с нашим преподавателем физкультуры, - сказал Юра. Может быть, он поможет нам оборудовать площадку для баскетбола.
Когда мы подошли к скверу, где нужно было поворачивать на нашу улицу, Шишкин вдруг остановился и закричал:
- Батюшки! Я ведь свою куртку на футбольном поле забыл!
Он повернулся и бросился бегом назад. Удивительный это был человек! Вечно с ним случались какие-нибудь недоразумения. Бывают же такие люди на свете!
Домой я вернулся в девятом часу. Мама стала бранить меня за то, что я задержался так поздно, но я сказал, что еще не поздно, потому что теперь уже осень, а осенью всегда темнеет раньше, чем летом, и если бы это было летом, то никому не показалось бы, что уже поздно, потому что летом дни гораздо длиннее, и в это время было бы еще светло, и всем казалось бы, что еще рано.
Мама сказала, что у меня вечно какие-нибудь отговорки, и велела делать уроки. Я, конечно, засел за уроки. То есть я засел за уроки не сразу, так как я очень устал на футболе и мне хотелось немножечко отдохнуть.
- Чего же ты не делаешь уроки? - спросила Лика. - Ведь твой мозг, наверно, давно отдохнул.
- Я сам знаю, сколько нужно моему мозгу отдыхать! - ответил я.
Теперь я уже не мог тут же сесть за уроки, чтоб Лика не вообразила, будто это она меня заставила заниматься. Поэтому я решил еще немножечко отдохнуть и стал рассказывать про Шишкина, какой он растяпа и как он забыл на футбольном поле свою куртку. Скоро пришел с работы папа и стал рассказывать, что их завод получил заказ на изготовление новых машин для Куйбышевского гидроузла, и я снова не мог делать уроки, потому что мне интересно было послушать.
Мой папа работает на сталелитейном заводе модельщиком. Он делает модели. Что такое модель, наверно, никто не знает, а я знаю. Чтоб отлить какую-нибудь деталь для машины из стали, всегда нужно сделать сначала такую же деталь из дерева, и вот такая деревянная деталь называется моделью. Для чего нужна модель? А вот для чего: модель возьмут, поставят в опоку, то есть в такой вроде железный ящик, только бездна, потом насыплют в опоку земли, и, когда модель вынут, в земле получается углубление по форме модели. В это углубление заливают расплавленный металл, и когда металл застынет, то получится деталь, точно такая же по форме, как была модель. Когда на завод приходит заказ на новые детали, инженеры чертят чертежи, а модельщики делают по этим чертежам модели. Конечно, модельщик должен быть очень умным, потому что он по простому чертежу обязан понять, какую нужно делать модель, а если он сделает модель плохо, то по ней нельзя будет отливать детали. Мой папа очень хороший модельщик. Он даже придумал электрический лобзик, чтоб выпиливать из дерева разные мелкие части. А теперь он изобретает шлифовальный прибор для шлифовки деревянных моделей. Раньше шлифовали модели вручную, а когда папа сделает такой прибор, все модельщики будут шлифовать модели этим прибором. Когда папа приходит с работы, он всегда сначала отдохнет немного, а потом садится за чертежи для своего прибора или читает книжки, чтоб узнать, как что нужно сделать, потому что это не такая простая вещь - самому придумывать шлифовальный прибор.
Папа поужинал и засел за свои чертежи, а я засел делать уроки. Сначала я выучил географию, потому что она самая легкая. После географии я взялся за русский язык. По русскому языку нужно было списать упражнение и подчеркнуть о словах корень, приставку и окончание. Корень - одной чертой, приставку двумя, а окончание - тремя. Потом я выучил английский язык и взялся за арифметику. На дом была задана такая скверная задача, что я никак не мог догадаться, как ее решить. Я сидел целый час, пялил глаза в задачник и изо всех сил напрягал мозг, но ничего у меня не выходило. Вдобавок мне страшно захотелось спать. В глазах у меня щипало, будто мне кто-нибудь в них песку насыпал.
- Довольно тебе сидеть, - сказала мама, - пора спать ложиться. У тебя глаза уже сами собой закрываются, а ты все сидишь!
- Что же я, с не сделанной задачей завтра в школу приду? - сказал я.
- Днем надо заниматься, - ответила мама. - Нечего приучаться по ночам сидеть! От таких занятий никакого толку не будет. Ты все равно уже ничего не соображаешь.
- Вот и пусть сидит, - сказал папа. - Будет знать в другой раз, как уроки на ночь откладывать.
И вот я сидел и перечитывал задачу до тех пор, пока буквы в задачнике не стали кивать, и кланяться, и прятаться друг за дружку, словно играли в жмурки. Я протер глаза, снова стал перечитывать задачу, но буквы не успокоились, а даже почему-то стали подпрыгивать, будто затеяли игру в чехарду.
- Ну, что там у тебя не получается? - спросила мама.
- Да вот, - говорю, - задача попалась какая-то скверная.
- Скверных задач не бывает. Это ученики бывают скверные.
Мама прочитала задачу и принялась объяснять, но я почему-то ничего не мог понять.
- Неужели вам в школе не объясняли, как делать такие задачи? - спросил папа.
- Нет, - говорю, - не объясняли.
- Удивительно! Когда я учился, нам учительница всегда объясняла сначала в классе, а потом задавала на дом.
- Так то, - говорю, - когда ты учился, а нам Ольга Николаевна ничего не объясняет. Все только спрашивает и спрашивает.
- Не понимаю, как это вас учат!
- Вот так. - говорю, - и учат.
- А что вам рассказывала Ольга Николаевна в классе?
- Ничего не рассказывала. Мы решали на доске задачу.
- Ну-ка, покажи, какую задачу.
Я показал задачу, которую списал в тетрадь.
- Ну вот, а ты тут еще на учительницу наговариваешь! - воскликнул папа. Это ведь такая же задача, как на дом задана! Значит, учительница объясняла, как решать такие задачи.
- Где же, - говорю, - такая? Там про плотников, которые строили дом, а здесь про каких-то жестянщиков, которые делали ведра.
- Эх, ты! - говорит папа. - В той задаче нужно было узнать, во сколько дней двадцать пять плотников построят восемь домов, а в этой нужно узнать, во сколько шесть жестянщиков сделают тридцать шесть ведер. Обе задачи решаются одинаково.
Папа принялся объяснять, как нужно сделать задачу, но у меня уже все в голове спуталось, и я совсем ничего не понимал.
- Экий ты бестолковый! - рассердился наконец папа. - Ну разве можно таким бестолковым быть!
Мой папа совсем не умеет объяснять задачи. Мама говорит, что у него нет никаких педагогических способностей, то есть он не годится в учителя. Первые полчаса он объясняет спокойно, а потом начинает нервничать, а как только он начинает нервничать, я совсем перестаю соображать и сижу на стуле, как деревянный чурбан.
- Но что же тут непонятного? - говорит папа. - Кажется, все понятно.
Когда папа видит, что на словах никак не может объяснить, он берет лист бумаги и начинает писать.
- Вот, - сказал он. - Ведь это все просто. Смотри, какой будет первый вопрос.
Он записал вопрос на бумажке и сделал решение.
- Это понятно тебе?
По правде сказать, мне совсем ничего не было понятно, но я до смерти уже хотел спать и поэтому сказал:
- Понятно.
- Ну вот, наконец-то! - обрадовался папа - Думать надо как следует, тогда все будет понятно. Он решил на бумажке второй вопрос:
- Понятно?
- Понятно, - говорю я.
- Ты скажи, если непонятно, я еще объясню.
- Нет, понятно, понятно.
Наконец он сделал последний вопрос. Я списал задачу начисто в тетрадку и спрятал в сумку.
- Кончил дело - гуляй смело, - сказала Лика.
- Ладно, я с тобой завтра поговорю! - проворчал я и пошел спать.
Глава третья
За лето нашу школу отремонтировали. Стены в классах заново побелили, и были они такие чистенькие, свежие, без единого пятнышка, просто любо посмотреть. Все было как новенькое. Приятно все-таки заниматься в таком классе! И светлей кажется, и привольней, и даже, как бы это сказать, на душе веселей.
И вот на следующий день, когда я пришел в класс, то увидел, что на стене рядом с доской нарисован углем морячок. Он был в полосатой тельняшке, брюки клеш развевались по ветру, на голове - бескозырка, во рту - трубка, и дым из нее кольцами поднимался кверху, как из пароходной трубы. У морячка был такой залихватский вид, что на него нельзя было без смеха смотреть.
- Это Игорь Грачев нарисовал, - сообщил мне Вася Ерохин. - Только, чур, не выдавать!
- Зачем же мне выдавать? - говорю я. Ребята сидели за партами, любовались морячком, посмеивались и отпускали разные шуточки:
- Морячок с нами будет учиться! Вот здорово! Перед самым звонком прибежал в класс Шишкин.
- Видел морячка? - говорю я и показываю на стену. Он взглянул на него.
- Это Игорь Грачев нарисовал, - сказал я. - Только не выдавать.
- Ну ладно, сам знаю! Ты по русскому упражнение сделал?
- Конечно, сделал, - ответил я. - Что же я, с не сделанными уроками буду в класс приходить?
- А я, понимаешь, не сделал. Не успел, понимаешь. Дай списать.
- Когда же ты будешь списывать? - говорю я. - Скоро урок начнется.
- Ничего. Я во время урока спишу. Я дал ему тетрадку по русскому языку, и он начал списывать.
- Послушай, - говорит. - А зачем ты в слове "светлячок" приставку одной чертой подчеркнул? Корень одной чертой надо подчеркивать.
- Много ты понимаешь! - говорю я. - Это и есть корень!
- Что ты! "Свет" - корень? Разве корень бывает впереди слова? Где-тогда, по-твоему, приставка?
- А приставки нет в этом слове.
- Разве так бывает, чтобы приставки не было?
- Конечно, бывает.
- То-то я ломал вчера голову: приставка есть, корень есть, а окончания не получается.
- Эх, ты! - говорю - Мы ведь это еще в третьем классе проходили.
- Да я уж не помню. Значит, у тебя тут все правильно? Я так и спишу.
Я хотел рассказать ему, что такое корень, приставка и окончание, но тут прозвонил звонок и в класс вошла Ольга Николаевна. Она сразу увидела на стене морячка, и лицо у нее сделалось строгое.
- Это что еще за художества? - спросила она и обвела весь класс взглядом. - Кто это нарисовал на стене? Все ребята молчали.
- Тот, кто испортил стену, должен встать и признаться, - сказала Ольга Николаевна.
Все сидели молча. Никто не вставал и не признавался. Брови у Ольги Николаевны нахмурились.
- Разве вы не знаете, что класс надо в чистоте держать? Что будет, если каждый станет рисовать на стенах? Самим ведь неприятно в грязи сидеть. Или, может быть, вам приятно?
- Нет, нет! - раздалось несколько нерешительных голосов.
- Кто же это сделал? Все молчали.
- Глеб Скамейкин, ты староста класса и должен знать, кто это сделал.
- Я не знаю, Ольга Николаевна. Когда я пришел, морячок уже был на стене.
- Удивительно! - сказала Ольга Николаевна. - Кто-нибудь да нарисовал же его. Вчера стена была чистая, я последней уходила из класса. Кто сегодня пришел в класс первым?
Никто из ребят не признавался. Каждый говорил, что он пришел, когда в классе было уже много ребят.
Пока шел разговор об этом, Шишкин старательно списывал упражнение в свою тетрадь. Кончил он тем, что посадил в моей тетради кляксу и отдал тетрадь мне.
- Что же это такое? - говорю я. - Брал тетрадь без кляксы, а отдаешь с кляксой!
- Я ведь не нарочно посадил кляксу.
- Какое мне дело, нарочно или не нарочно! Зачем мне в тетради клякса?
- Как же я отдам тебе тетрадь без кляксы, когда уже есть клякса? В другой раз будет без кляксы. - В какой, - говорю, - другой раз?
- Ну, в другой раз, когда буду списывать.
- Так ты что, - говорю, - каждый раз у меня собираешься списывать?
- Зачем каждый раз? Иногда только.
На этом разговор кончился, потому что как раз в это время Ольга Николаевна вызвала Шишкина к доске и велела решать задачу про маляров, которые красили в школе стены, и нужно было узнать, сколько школа израсходовала денег на окраску всех классов и коридоров.
"Ну, - думаю, - пропал бедный Шишкин! На доске задачу решать - это тебе не с чужой тетрадки списывать!"
К моему удивлению, Шишкин очень хорошо справился с задачей. Правда, решал он ее долго, до конца урока, потому что задача была длинная и довольно трудная.
Мы все, конечно, догадались, что Ольга Николаевна нарочно задала нам такую задачу, и чувствовали, что на этом дело не кончится. На последнем уроке к нам в класс пришел директор школы Игорь Александрович. С виду Игорь Александрович совсем не сердитый. Лицо у него всегда спокойное, голос тихий и даже какой-то добрый, но я лично всегда побаиваюсь Игоря Александровича, потому что он очень большой. Ростом он с моего папу, только еще повыше, пиджак у него широкий, просторный, застегивается на три пуговицы, а на носу очки.
Я думал, что Игорь Александрович раскричится на нас, но он спокойно рассказал нам, сколько государство тратит денег на обучение каждого ученика и как важно хорошо учиться и беречь школьное имущество и саму школу. Он сказал, что тот, кто портит школьное имущество и стены, наносит ущерб народу, потому что все средства на школы дает народ. Под конец Игорь Александрович сказал:
- Тот, кто нарисовал на стенке, наверно, не хотел нанести ущерб школе. Если он чистосердечно признается, то докажет, что он человек честный и сделал это не подумавши.
На меня очень подействовало все, что сказал Игорь Александрович, и я думал, что Игорь Грачев тут же встанет и признается, что это сделал он, но Игорю, видно, вовсе не хотелось доказывать, что он честный человек, и он молча сидел за своей партой. Тогда Игорь Александрович сказал, что тому, кто разрисовал стену, наверно, стыдно признаться сейчас, но пусть он подумает над своим поступком, а потом наберется смелости и придет к нему в кабинет.
После уроков председатель совета нашего пионеротряда Толя Дёжкин подошел к Грачеву и сказал:
- Эх, ты! Кто тебя просил стену портить? Видишь, что вышло!
Игорь развел руками:
- Да я что? Я разве хотел?
- Зачем же нарисовал?
- Сам не знаю. Взял и нарисовал не подумавши.
- "Не подумавши"! Из-за тебя пятно на всем классе.
- Почему на всем классе?
- Потому что на каждого могут подумать.
- А может, это кто-нибудь из другого класса к нам забежал и нарисовал.
- Смотри, чтоб этого больше не было, - сказал Толя.
- Ладно, ребята, я больше не буду, я ведь так только - хотел попробовать, - оправдывался Игорь.
Он взял тряпку и принялся стирать морячка со стены, но от этого получилось только хуже. Морячок все-таки был виден, а вокруг него образовалось большущее грязное пятно. Тогда ребята отняли у Игоря тряпку и не позволили больше размазывать грязь по стене.
После школы мы снова пошли играть в футбол и играли опять до темноты, а когда пошли домой, Шишкин затащил меня к себе. Оказалось, что он живет на той же улице, что и я, в небольшом деревянном двухэтажном домике, совсем недалеко от нас. На нашей улице все дома большие, четырехэтажные и пятиэтажные, как наш. Я давно уже думал: что это за люди, которые живут в таком маленьком деревянном доме? А вот теперь, оказывается, здесь жил как раз Шишкин.
Мне не хотелось идти к нему, потому что уже было поздно, Но он сказал:
- Понимаешь, меня дома станут ругать за то, что я так долго играл, а если ты придешь, меня не так будут ругать.
- Меня ведь тоже будут ругать, - говорю я.
- Ничего. Если хочешь, зайдем сначала ко мне, а потом вместе зайдем к тебе, вот и тебя не будут ругать и меня тоже.
- Ну хорошо, - согласился я.
Мы вошли в парадное, поднялись по скрипучей деревянной лестнице с щербатыми перилами, и Шишкин постучал в дверь, обитую черной клеенкой, из-под которой в некоторых местах виднелись клочья рыжего войлока.
- Что же это такое, Костя! Где ты пропадаешь так поздно? - спросила его мать, открывая нам дверь.
- Вот познакомься, мама, это мой школьный товарищ, Малеев. Мы с ним за одной партой сидим.
- Ну заходите, заходите, - сказала мать уже не таким строгим голосом.
Мы вошли в коридор.
- Батюшки! Где же вы извозились так? Вы только на себя посмотрите!
Я посмотрел на Шишкина. Лицо у него было все красное. По щекам и по лбу шли какие-то грязные разводы. Кончик носа был черный. Наверно, и я был не лучше, потому что мне попало мячом в лицо. Шишкин толкнул меня локтем:
- Пойдем умоемся, а то тебе достанется, если ты в таком виде домой явишься.
Мы вошли в комнату, и он познакомил меня со своей тетей:
- Тетя Зина, вот это мой школьный товарищ, Малеев. Мы в одном классе учимся.
Тетя Зина была совсем молодая, и я сначала даже принял ее за старшую сестру Шишкина, но она оказалась не сестра вовсе, а тетя. Она смотрела на меня с усмешкой. Наверно, я очень смешной был, потому что грязный. Шишкин толкнул меня в бок. Мы пошли к умывальнику и принялись умываться.
- Ты зверей любишь? - спрашивал меня Шишкин, пока я намыливал лицо мылом.
- Смотря каких, - говорю я. - Если таких, как тигры или крокодилы, то не люблю. Они кусаются.
- Да я не про таких зверей спрашиваю. Мышей любишь?
- Мышей, - говорю, - тоже не люблю. Они портят вещи: грызут все, что ни попадется.
- И ничего они не грызут. Что ты выдумываешь?
- Как - не грызут? Один раз они у меня даже книжку на полке изгрызли.
- Так ты, наверно, не кормил их?
- Вот еще! Стану я мышей кормить!
- А как же! Я каждый день их кормлю. Даже дом им выстроил.
- С ума, - говорю, - сошел! Кто же мышам дома строит?
- Надо же им где-нибудь жить. Вот пойдем посмотрим мышиный дом.
Мы кончили умываться и пошли на кухню. Там под столом стоял домик, склеенный из пустых спичечных коробков, со множеством окон и дверей. Какие-то маленькие белые зверушки то и дело вылезали из окон и дверей, ловко карабкались по стенам и снова залезали обратно в домик. На крыше домика была труба, а из трубы выглядывала точно такая же белая зверушка.
Я удивился.
- Что это за зверушки? - спрашиваю.
- Ну, мыши.
- Так мыши ведь серые, а эти какие-то белые.
- Ну, это и есть белые мыши. Что ты, никогда белых мышей не видел?
Шишкин поймал мышонка и дал мне подержать. Мышонок был белый-пребелый, как молоко, только хвост у него был длинный и розовый, как будто облезлый. Он спокойно сидел у меня на ладони и шевелил своим розовым носиком, как будто нюхал, чем пахнет воздух, а глаза у него были красные, точно коралловые бусинки.
- У нас в доме белые мыши не водятся, у нас только серые, - сказал я.
- Да они ведь в домах не водятся, - засмеялся Шишкин. - Их покупать надо. Я купил в зоомагазине четыре штуки, а теперь видишь, сколько их расплодилось. Хочешь, подарю тебе парочку?
- А чем их кормить?
- Да они всё едят. Крупой можно, хлебом, молоком.
- Ну ладно, - согласился я.
Шишкин разыскал где-то картонную коробочку, посадил в нее двух мышей и сунул коробку в карман.
- Я их сам понесу, а то ты, по неопытности, раздавишь, - сказал он.
Мы стали натягивать куртки, чтоб идти ко мне.
- Куда это ты снова собираешься? - спросила Костю мама.
- Я сейчас вернусь, только на минутку зайду к Вите, я обещал ему.
Мы вышли на улицу и через минуту уже были у меня. Мама увидела, что я не один пришел, и не стала бранить меня за то, что я поздно вернулся.
- Это мой школьный товарищ, Костя, - сказал я ей.
- Ты новичок, Костя? - спросила мама.
- Да, я только в этом году поступил.
- А до этого где учился?
- В Нальчике. Мы жили там, а потом тетя Зина окончила десятилетку и захотела поступить в театральное училище, тогда мы переехали сюда, потому что в Нальчике театрального училища нет.
- А где тебе больше нравится: здесь или в Нальчике?
- В Нальчике лучше, а здесь тоже хорошо. И еще мы жили в Краснозаводске, там тоже было хорошо.
- Значит, у тебя хороший характер, раз тебе везде хорошо.
- Нет, у меня плохой характер. Мама говорит, что я слабохарактерный и ничего не добьюсь в жизни.
- Почему же мама так говорит?
- Потому что я никогда вовремя уроков не делаю.
- Значит, ты такой, как наш Витя. Он тоже не любит делать вовремя уроки. Вам надо взяться вместе и переделать свой характер.
В это время пришла Лика, и я сказал:
- А это вот, познакомься, моя сестра Лика.
- Здравствуйте! - сказал Шишкин.
- Здравствуйте! - ответила Лика и стала разглядывать его, будто он был не простой мальчишка, а какая-нибудь картина на выставке.
- А у меня сестры нет, - сказал Шишкин. - И брата у меня нет. Никого у меня нет, я совсем одинокий.
- А вы хотели бы, чтоб у вас была сестра или брат? - спросила Лика.
- Хотел бы. Я делал бы для них игрушки, дарил бы им зверей, заботился бы о них. Мама говорит, что я беззаботный. А почему я беззаботный? Потому что мне не о ком заботиться.
- А вы о маме заботьтесь.
- Как же о ней заботиться? Она как уедет на работу, так ее ждешь, ждешь вечером придет, а потом вдруг и вечером уедет.
- А кем ваша мама работает?
- Моя мама шофер, на автомобиле ездит.
- Ну, вы о себе заботьтесь, вашей маме было бы легче.
- Это я знаю, - ответил Шишкин.
- А вы свою куртку нашли? - спросила Лика.
- Какую куртку? Ах, да! Нашел, конечно, нашел. Она так и лежала на футбольном поле, где я оставил.
- Вы так когда-нибудь простудитесь, - сказала Лика.
- Нет, что вы!
- Конечно, простудитесь. Забудете зимой где-нибудь шапку или пальто.
- Нет, пальто я не забуду... Вы мышей любите?
- Мышей... м-м-м, - замялась Лика.
- Хотите, подарю вам парочку?
- Нет, что вы!
- Они очень хорошие, - сказал Шишкин и вынул из кармана коробку с белыми мышами.
- Ой, какие хорошенькие! - завизжала Лика.
- Что ж ты ей моих мышей даришь? - испугался я. - Сначала подарил мне, а теперь ей!
- Да я ей только показываю этих, а подарю других, у меня ведь еще есть, сказал Шишкин. - Или, если хочешь, подарю ей этих, а тебе других подарю.
- Нет, нет, - сказала Лика, - пусть эти Витины будут.
- Ну хорошо, я вам завтра других принесу, а этих вы только посмотрите.
Лика протянула руки к мышам:
- А они не кусаются?
- Что вы! Совсем ручные.
Когда Шишкин ушел, мы с Ликой взяли коробку из-под печенья, прорезали в ней окна и дверцы и посадили в нее мышей. Мышки выглядывали из окон, и на них было очень интересно смотреть.
За уроки я опять принялся поздно. По своему обыкновению, я сделал сначала то, что было полегче, а после всего принялся делать задачу по арифметике. Задача опять оказалась трудная. Поэтому я закрыл задачник, сложил все книжки в сумку и решил на другой день списать задачу у кого-нибудь из товарищей. Если бы я стал решать задачу сам, то мама увидела бы, что я до сих пор не сделал уроки, и стала бы упрекать меня, что я откладываю уроки на ночь, папа взялся бы объяснять мне задачу, а зачем мне отрывать его от работы! Пусть лучше чертит чертежи для своего шлифовального прибора или обдумывает, как лучше сделать какую-нибудь модель. Для него ведь все это очень важно.
Пока я делал уроки, Лика положила в мышиный домик ваты, чтобы мышки могли устроить себе гнездышко, насыпала им крупы, накрошила хлеба и поставила маленькое блюдечко с молоком. Если заглянуть в окошечко, можно видеть, как мышки сидят в домике и жуют крупу. Иногда какая-нибудь мышка садилась на задние лапки, а передними начинала умываться. Вот умора! Она так быстро терла лапками свою рожицу. что нельзя было без смеха смотреть. Лика все время сидела перед домиком, заглядывала в окно и смеялась.
- Какой у тебя хороший товарищ, Витя! - сказала она, когда я подошел посмотреть.
- Это Костя-то? - говорю я.
- Ну да.
- Чем же он такой хороший?
- Вежливый. Так хорошо разговаривает. Даже со мной поговорил.
- Отчего же ему не поговорить с тобой?
- Ну, я ведь девчонка.
- Что ж, если девчонка, так и разговаривать с ней нельзя?
- А другие ребята не разговаривают. Гордятся, наверно. Ты с ним дружи.
Я хотел ей сказать, что Шишкин не такой уж хороший, что он уроки списывает и мне в тетради даже посадил кляксу, но я почему-то сказал:
- Будто я сам не знаю, что он хороший! У нас в классе все ребята хорошие.
